Очерки гонца

XII. Меланхолия серости дня

Он встал с кровати, потому что не смог найти наощупь себя на ней.

Он был вне себя. Вне себя от странных чувств, и будто в астрале парил в странной фрустрации преувеличенных эмоций. Преувеличенных настолько же, как и биение его сердца, с самого утра и до самой поздней ночи.
Чуть позже, вдали как от этих чувств, так и от человека, что их вызвал, он напишет в своем дорожном дневнике, что в тот день все будто потеряло смысл... На пару мгновений, чтобы переродится и обрести его в новой форме.
Парень напишет строки любви и ненависти, едва ли понимая, какие из них отнести к ней.
Его переполняло безразличие и к себе, и к тому, что может произойти. Он будто забыл жить за себя. Он словно забыл дышать, или ему перекрыла горло непомерное желание прийти туда, где его, наверное, ждут.

Это был очень дождливый день. Тот самый день, когда серое небо от постоянных дождей будто вымывает все оставшиеся немногочисленные краски и оттенки, становясь кристально белым, но это нисколько не помогает исправить настроение пасмурного дня. Это никак не возвращает солнечную, странную, может глупую и бессмысленную, беззаботность. Такой беззаботностью некоторые люди буквально светятся, словно они впитывают эту энергию и отдают тем, кто не успел собрать ее... Пока не начался сезон дождей.
Рид встал со своей кровати поздним утром, когда светило поднялось уже высоко. Из-за погоды было сложно различить, сколько сейчас времени. Рид знал беспроигрышный вариант. Парень точно знал, что даже если солнце исчезнет вовсе, он всегда узнает время без единой ошибки. Но он не хотел знать, сколько сейчас. Только из-за того, что придётся думать о ней. Эта мысль пугала, словно... Словно люк в странное подземелье. Неисследованное и жуткое, но столь манящее, люк притягивал к себе взгляд, но на пути этого взгляда мгновенно становился монстр. Столь незримый, сколько и безопасный, он не хотел чтобы ты входил. Сам Рид не хотел.

Он ведь уже явно опоздал на работу, так что терять ему нечего. Клэр вновь будет зла. В этот раз, может, даже сильнее, ведь до этого она хоть немного, слабо, но верила в оправдания Рида. Теперь это не пройдет. Нэо часто ловил себя на том, что он не умеет врать, если хоть секунду задумывается об этом. Это странно и несерьезно. По-детски и глупо. Но работало.

Кофе в этот день убежал, и Риду пришлось варить его вновь, но убирая остатки от первой неудачи, чашка ароматного напитка уже остыла. Это так странно... Вся мимолетность времени будто видна в одной чашке. Видна за считанные минуты. И ты видишь результат сразу.
Нэо не заметил, как в его странных размышлениях прошли эти пять минут, за которые остыл кофе. Парень не заметил следующие десять, за которые кофе уже был выпит. Он не заметил следующий час и после него два. Он провел вечер, заглушая мысли книгами. Парень тревожно ходил по комнате, часто садясь то в кресло, то на кровать, а то и опираясь на шкаф или стену, громко вслух произнося строчку за строчкой. Он не улавливал смысл. Но и не ловил своих мыслей. Это было важнее.
Тогда он выпил уже четвертую чашку кофе, когда ему поплохело от такого количества. Слегка побледневший, он решил, что должен заснуть, и вдруг понял, что не может. Огромной стеной нависший шум ливня, слышимый у самых ушей из-за распахнутого настежь окна не помог заглушить его мысли, и мелкой мышью они открыли люк...
Ах, сколько мыслей пронеслось за этот день в этой голове. Выпитый кофе боролся с желанием сна и нежеланием дальше слышать эти тирады в голове Рида. Тирады самому себе о любви к странной девушке из цветка. На полу лежала легкая занавеска, сдернутая с окна сильнейшим порывом ветра. Но ветер стихал, как и мозг парня. Его мысли путались, словно ветер переплетал листву, и Рида приняли мирные воды сна. Ему не снилось ничего, кроме кофе, Марии, и обрывков событий из книги.
Люди не первой свежести разума, маргиналы и преступники, выбирались на улицы с наступлением тьмы. В воздухе пропала та самая меланхолия, что чувствуется, сидя у открытого окна в сильнейший ливень. В ужасных порывах природы чувствуется странное спокойствие. Словно мир - заботливый отец, что не навредит тебе, каким бы страшным не казался порой.
Последним сном Рида был сад, в котором он сидел с Марией. Смущённый, он не смотрел ей в лицо, видя лишь серые-серые цветы. Тогда парень и понял, что такое на самом деле меланхолия серости дня. Он научился чувствовать это тогда, когда ему это было нужно. Позже в дорожном журнале он не напишет об этом ни строчки. Ни строчки об этом дне более, кроме..:
"Не больше двух чашек кофе в день."