Грубиян

Эпилог. Максим

Полгода спустя
— Ты закончила? Или мы сегодня никуда не едем?
Я внимательно наблюдал за Ниной, которая битый час крутилась перед зеркалом и не столько рассматривала наряд, сколько любовалась животом.
Вообще женский мозг устроен непостижимо для мужского понимания: полгода назад, после того, как мы сделали ребёнка на заднем сиденье моей «Mazda 6», Нина пару недель билась в панике; кричала, что не справится и вообще к такому повороту в своей жизни не готова, даже несмотря на мои уверения в том, что всё будет хорошо. А всего через пару месяцев — сразу после первого УЗИ — Нину вдруг как подменили: она стала вести себя осторожней, перестала нервничать и занялась более приятными вещами, вроде подборки обоев для детской, покупки всякой одежды и мебели, которая нужна для малыша.
Она очень хочет девочку, а мне плевать на пол: я буду любить нашего ребёнка, кто бы ни родился, так же сильно, как и свою жену. Но, так как узнавать пол по УЗИ она отказалась со словами «пусть будет сюрприз», одежду мы подбирали и на альтернативный вариант.
Хотя в том, что это будет именно девочка, Нина не сомневается ни секунды.
— Ну подожди чуть-чуть, — улыбается жена своему отражению в зеркале. — Ещё две минутки.
Закатываю глаза к потолку.
— Можно подумать, за несколько часов он куда-то исчезнет. Ты в нём скоро дыру сделаешь!
Нина посылает мне наигранно сердитый взгляд, но тут же добреет.
— Ты даже не представляешь, как сильно я люблю вас двоих, — шепчет она и вновь поворачивается к зеркалу.
Этот вопрос стал предметом яростных споров в нашей семье в последнее время, потому что решить, кто действительно кого любит сильнее, было нереально — уверен, что моя любовь к ней и нашему ещё не родившемуся ребёнку была ничуть не меньше Нининой.
— И я вас обоих очень люблю, — мурчу ей на ухо и обнимаю уже прилично округлившийся живот поверх её рук. — Но у нас вручение дипломов, если ты не забыла.
Нина как-то тяжко вздыхает.
— Все будут пялиться...
Её умозаключение заставляет меня нахмуриться.
— Сумасшедшая девчонка, ты замужем! Никто пялиться не будет — разве что из зависти. — Целую её в висок. — И вообще, у Ксюхи там двое, и она не выносит мозг Киру по этому поводу!
Рот Нины распахивается.
— Так вот что я делаю? Выношу мозг?!
Чёрт... Весь прошедший срок беременности Нины протекал нормально — её не тянуло в два часа ночи съесть тонну клубники с ароматом свежеуложенного асфальта, например — даже истерик не закатывала ни разу. Но за словами мне приходилось ежесекундно следить, потому что если раньше на мат она просто хмурилась, то, забеременев, начала плакать.
Ох уж эта грёбаная, умноженная на десять, сентиментальность...
— Не так выразился, — успокаиваю любимую. — Зачем переживать о том, что подумают другие, если важны лишь чувства близких?
Девушка снова вздыхает.
— Я заставила тебя понервничать за эти шесть месяцев, да? — неожиданно спрашивает она. — Прости.
— Точно сумасшедшая, — выдыхаю диагноз и отхожу завязать галстук.
— Макс...
Поворачиваюсь к Нине, вижу слёзы в её глазах и буквально чувствую, как кровь отхлынула от лица.
— Что-то болит?
Осторожно ощупываю её живот, пока девушка улыбается сквозь слёзы и качает головой.
— Я просто хотела сказать тебе спасибо.
Господи, ну что творится в её голове сегодня?
— За что?
— За то, что тебе хватило смелости принять такое важное решение за нас обоих. — Она в многозначном жесте накрыла ладонями мои руки на своём животе. — Скорее всего, я никогда не была бы готова признать, что хочу стать матерью, пока не забеременела. А, может, всё дело в том, что это именно НАШ малыш — мой и твой. Но я в любом случае счастлива и благодарна тебе за это. И за тебя тоже.
Она так порывисто и жадно меня целует, что у меня на мгновение срывает тормоза, и я сам забываю, что мы куда-то собирались.
— Это я должен тебя благодарить, — хриплю в ответ, когда нахожу в себе силы оторваться от жены. — За то, что ты тогда в клубе так громко ткнула в меня пальцем.
Не представляю, что было бы со мной, если бы этот светловолосый ангел не появился в моей жизни. Сейчас я с ужасом думаю о том, что тогда мог не поехать бухать, или что Нина не приехала бы туда или выбрала бы кого-то другого.
— Ты заедешь к матери? — тихо спрашивает девушка.
На этот раз тяжело вздыхаю уже я.
— Обязательно говорить об этом сейчас? — ворчу.
С тех пор, как я, поддавшись на уговоры Нины, начал «наводить мосты» между мной и биологической матерью, у жены словно сорвало тормоза — она чуть ли не каждый день заставляла меня как минимум звонить матери и спрашивать о состоянии здоровья. Я отнекивался, как мог, пока Нина не привела «аргументный аргумент», как сказал бы Лёха: когда моя мать умрёт от последней стадии рака лёгких, я могу жёстко пожалеть о том, что упустил шанс поговорить с той, что дала мне жизнь, и дать прощение, в котором «несчастная женщина так нуждается». Жалости к матери я по-прежнему не чувствовал, но от слов Нины мне стало как-то не по себе: вдруг, став старше, что-то сломается в моём мозгу, и я действительно пожалею?