Замок

III

Я прошёл ещё множество дверей. Но не открыл их. Не сейчас. Я знал, что ещё вернусь сюда. Вернусь и укрощу ещё множество страхов, живущих здесь. Подчиню их себе. Но сейчас мой путь вёл меня дальше.

Спустившись до самого низа, я обнаружил очередной коридор. Старый, поросший мхом и плесенью. Грибы произрастали между кирпичиков, покрывающих пол и лишь с факелом можно было пройти здесь. Я шёл всё дальше, чувствуя, как сладковатый запах гнили будоражит мой разум. Как он вызывает тошноту. Это место было отвратительно. Но неужели оно тоже наполняет этот замок?

И это не были темницы. Здесь не было тысячей дверей, за которыми скрывались мои ужасы. Местные жители, коих я ещё не увидел, были свободны. Они жили здесь также спокойно, как и те, кто находился наверху. Но отчего же они сами не перебрались туда? Что их заставляло жить здесь?

Лишь узрив их - я мог бы получить ответы на свои вопросы.

Я шёл вперёд, ощущая готовность незримого клинка. Я чувствовал, как он заточился и закалился в прошедшем пути. Я ощущал, насколько крепка была его сталь. И именно с этим мечом, ещё более крепким, чем меч героя, я открою и подчиню себе весь свой замок.

Я шагал вперёд. Каждый мой шаг разносился по замку, говоря о том, столь далеко я нахожусь. Лёгкая щетина уже покрывала мои щёки. Нечто твёрдое и шершавое поселилось и в сердце моём. Оно стало более крепким, способным выдержать тяжёлые удары мира. Но вместе с тем - более мягким, открытым и большим. Готовым раниться ещё пуще, чем прежде. Готовым наполниться теплом, родить это тепло и подарить его ранее дарящим.

И именно так я следовал далее. Открыв для себя тронный зал замка подземного, противоположного надземному. Более тёмному, черствому и грязному. Тому, в которой скрывается нечто ещё более страшное, чем ужасы. Я чувствовал это. И чувствовал страшнейшее, тяжёлое и холодное дыхание, которое раздавалось позади меня. И лишь чудо заставило меня обернуться.

Но лучше бы этого чуда не случалось. Мой желудок вывернуло в это же мгновение прямо под ноги того невообразимого чудовища, представшего передо мной.

Чёрные, пустые глазницы. Злостная желчь, которая вытекала из его потрескавшейся кожи. Пусть он и напоминал человека - но человеком давно перестал быть. Сейчас это был лишь ужас, облачённый в одну жалкую, грязную, изорванную наволочку. С серой, давно мёртвой кожей. Само человеческое в нём исчезло - и осталась лишь та животная бесстыжесть, то бегство за наслаждением, которое убивало его.