Сердце подскажет.

Полковник Федор Красов получил отпуск и поехал в родную Комаровку, проведать мать. Последние годы он все реже бывал в своей деревне. С тех пор, как получил папаху, жена и дети предпочитали отдыхать где-нибудь на море и таскали его с собой. Поехал на машине, благо новое место службы теперь было недалеко от родных мест.

Жадно вдыхая деревенские запахи, Федор прошел пустой улицей до калитки старенького дома.

Мать болела. Лежала под старым одеялом из разноцветных ситцевых лоскутков, вытянув вдоль тела руки. Увидев сына, она попыталась встать, но Федор остановил:

- Лежи, мама, я сам все сделаю. - Он поцеловал мать в сухие синеватые губы и принялся доставать из сумки продукты.

- Феденька, подойди ко мне...

- Да, мама, - присел он на кровать. Его немного покоробило это "Феденька", словно он не здоровенный пятидесятилетний мужик, а малец пятилетний.

- Сынок, помираю я... - тяжело прошептала мать. - Отец мне вчера привиделся... Просит, чтобы нашли мы его и похоронили, а то на ногах кто-то то и дело костер разводит.

- Мама, ну что ты такое говоришь... - вздохнул Федор.

Он не ожидал в этот приезд увидеть мать в таком состоянии. И все же полвека работы дояркой давали себя знать. Как он ни ругался в письмах, чтобы бросала свою навозную ферму, тем более, что давно на пенсии, мать так и бродила туда каждое утро: "Некому работать, сынок, молодежь вся по городам, да и коров жалко, изревутся ведь, недоенные-то...". Так и шли годы, пока их колхоз совсем не развалился. Тогда коров нарушили, а ферму растащили на дрова. Доярка Катерина Красова после этого и совсем затужила.

От рассказа матери про необычный сон Федор весь вечер не находил себе места. Шагал по избе из угла в угол: "Приснится же такое: найди отца и похорони...".

Он остановился у засиженной мухами фотографии отца. Это был его единственный, и, как сейчас говорят в армии, "дембельский" снимок, после срочной службы, за год до войны. Большой плотный лоб, колючие прищуренные глаза, на груди - какой-то значок. Рассмотрев отцовскую фотографию, Федор обратил внимание, что в переднем углу опять появилась икона, о которую он в свой последний приезд, рассердившись на религиозность матери, поранил руку, когда снимал ее. Крови тогда было - как из барана...