Сойка, улетай!

Глава первая

Омаха, штат Небраска. Август, 1921 год.

    Это был год накануне того, как округ потрясли события, случившиеся по весне двадцать второго.
Отец в то время ещё держал деньги в жестяной кружке из-под арахиса и прятал её на верхней полке в кухне, справа от плиты. Дакота хорошо это знала. Она однажды подглядела за ним и теперь не забывала место, где он хранил заначку, кто его знает, на что, и на какой из оттенков чёрных дней в его жизни.
    Свои сбережения Дакота хранила под тульей воскресной шляпы свёрнутыми в трубочку. Шляпу она прятала в коробке на верхней полке дубового гардероба в родительской спальне. Туда отцу не приходило в голову заглянуть, потому что он уже обрыскал всё в доме и тем более — в гардеробе жены, когда та умерла четыре года назад.
    Пока что Дакоте удалось собрать за два года пятьдесят восемь долларов. Этого было катастрофически мало для побега. Она собрала бы больше, если бы не Сойка, и знала это очень хорошо. Но каждый раз, как отец нанимал работников и индейцев омаха из резервации на сбор урожая и обработку полей, она давала Сойке деньги и говорила, что их просил передать папа.
    Но и она, и Сойка знали, что скареда Френк МакДонаф никогда не заплатил бы Сойке или другому наёмному работнику. Он был слишком жаден для этого и считал деньги. Он берёг каждый цент, поэтому легко купил себе новый красный амбар, новую водокачку и провёл в дом водопровод, чего не было ни у кого из соседей. Можно ли сказать, что МакДонаф был зажиточным? Вполне. Он никогда не занимал деньги у банка и не просил об отсрочке долга перед рабочими. Он не побирался по соседям. Ему всегда было чем платить в магазине, а его дочка носила модную одежду из универмага «Террисфорд» в Линкольне. Дом его был что крепость на два этажа, чердак и подвал, и четыреста акров земли впридачу.
    Из этого чудесного местечка Дакота очень хотела сбежать, и поскорее. Это было лето тысяча девятьсот двадцать первого года. Стояла адская жара. Кукуруза созрела, зёрна молочной зрелости нужно было убрать не позднее двадцать пятого августа или даже раньше, и Френк снова вывез свой комбайн для сбора, и Лейн Уолгрейв, их сосед, тоже подсобил ему со своей машиной. Но срезать стебли было мало, нужно ещё идти за машиной и собирать урожай.
    Сборщиков никто не искал. Они сами приходили в нужное время. Сойка был из омаха и он хорошо знал, когда зреет кукуруза. Это племя собирало и выращивало её, когда белых на их земле не было, так что он смотрел на поля МакДонафа немного как на свои поля, и этот взгляд из-под полы индейской чёрной шляпы, низко посаженной на глаза, очень раздражал Френка. Но Сойка, и Старый Лук, и Выдра, и другие ребята из резервации были молчаливы и работали за свои шесть долларов в сезон у МакДонафа на его акрах. Больше им бы всё равно никто не дал. Учитывая, что булка стоила два цента, молоко — семь, а фунт мяса — тринадцать, МакДонаф считал, они неплохо наваривались. Когда он после работы выпьет пива, всегда талдычит об этом. В такое время Дакота уходила в дом и не казала носу на террасе. Потому что в дни, когда Френк и Джош, её старший брат, пили пиво с вечера и падали в кровати до утра, отходя от тяжелейшего рабочего дня в поле — а шеи у них были багровыми от загара — Дакота подбирала свои юбки и ловко выбиралась из окна спальни на втором этаже по верёвке.
    У неё не было бед с тем, как залезть обратно. Сойка умел ловко это проворачивать.
    Она пересекла задний двор и беспокойно огляделась. Джош уже уплёлся в свою спальню. Отец поставил пластинку, открыл настежь дверь и сел в кресло-качалку на террасе. Пластинка нежным голосом пела «Светло-голубое платье». Музыка торжественно разносилась далеко по двору и в кукурузное поле, куда нырнула Дакота.