можно тебя на одну ночь? |hyunlix|

Я не сделаю тебе больно.

И вот Феликс пришел.

Хенджин ставит стакан на тумбу сбоку, но не поднимается, унижает тем, что подзывает его к себе. Феликс проглатывает остатки гордости, принимает факт того, что не уйдет отсюда, не получив свое, с трудом отрывает подошвы от пола и медленно двигается к нему. Он останавливается в двух шагах, не знает, что делать, куда смотреть, лишь бы не зацикливаться на мощной обнаженной груди. За все время их свиданий у них даже поцелуя не было, Хенджин только на прощание касался губами его щеки, и у Феликса уже только от этого кровь в сосудах замедлялась. Когда Хенджин, пропуская его вперед в ресторанах, проводил ладонью по его спине, прямо меж лопаток, Феликс даже свое имя забывал. Что от него останется к утру — он и представлять боится, но подозревает, что скорее всего это будет груда пепла на пугающей размерами кровати слева. Хенджин решает все за него, поддается вперед и, притянув парня к себе, сажает на свои бедра. Он скользит ладонями по футболке, зарывается носом в плечо, пахнущее цитрусовым парфюмом, тянется пальцами выше к затылку, собирает в ладони белые волосы, резко тянет вниз и первый поцелуй оставляет на горле.

— Ты невероятно красив, — Хенджин ведет губами по его кадыку, к мочке уха, вторая рука покоится на бедре парня, легонько поглаживает.

Феликс обвивает шею мужчины, боится соскользнуть вниз и сам цепляется. Он не ласкает его, не поддается страсти, он прощается с выдуманным чувством, с надеждой, знает, что, выйдя за эту дверь, оставит свое сердце здесь. Хенджин не дал им шанса на отношения, не захотел, не разделил его чувства, осквернив их похотью, и хотя, несмотря на все это, Феликс прямо сейчас смотрит на него с нежностью, Хенджин смотрит с голодом, с плохо скрываемым звериным желанием обладать, и он берет. Он поднимается вместе с ним на руках, опрокидывает его лопатками на кровать, сразу вжимает в нее своим телом, не дает очнуться, развернуться, вгрызается в губы, ради которых уже был готов даже войну развязать. Хенджин поглаживает все еще покрытые тканью ягодицы, разводит его руки в стороны над головой, переплетает пальцы с его пальцами и снова целует. Он не может оторваться от распухших сочных губ, не дает надышаться, терзает, вбирает в себя его вкус и сам поражается, что настолько они пьянящие.

Хенджин захотел его сразу же, как увидел — в его красоте утонул, и первое время все никак не мог принять то, что возжелал фактически ребенка. Он нарочно бизнес в Китай перевел, сам Феликса от себя же обезопасил, завалил себя работой, лишь бы не думать о необычайно красивом парне. А сейчас вместо того, чтобы наконец-то дорваться до желаемого, он сбавляет темп, сменяет напор на нежность. Он целует его глубоко и мокро, спускается ниже, медленно раздевает парня и каждый сантиметр понемногу обнажающейся кожи не оставляет без внимания. Хенджина эта странная и явно неожиданная нежность пугает. Он уже начал забывать, как ему нравилось наблюдать за тем, как Феликс ел любимое фисташковое мороженое после ужина, как он наслаждался его звонким смехом, его тонкими пальцами, сжатыми в его ладони, пока автомобиль увозил их в ночь. Он помнит только желание — затянутые в кожу стройные ноги, пухлые губы, в которые безумно сильно хотелось протолкнуть не только язык, попку, на которую мысленно примерял свои ладони, ключицы, на которых мечтал сомкнуть зубы. Хенджин заставил себя забыть все остальное, потому что какой-то зеленый пацан, посмевший родиться сборищем всех его фетишей, отказал ему. Хенджин окунул только зарождающуюся нежность в похоть, искупался в ней сам и его испачкал, а все потому что испугался, но так себе в этом и не признался. Он отгоняет вырвавшиеся из заточения неуместные сейчас мысли, разворачивает парня спиной к себе, вжимает его лицом в подушку и рывком тянет вниз трещащие по швам джинсы.

— Я не сделаю тебе больно, — шепчет в шею, прямо по линии роста волос, кожу прикусывает. — Расслабься.

—Ты уже сделал мне больно, — прячет лицо в подушке разбитый Феликс и выгибается, когда мужчина кусает его в лопатки.

Феликс стонет сперва от дискомфорта, сжимается, делает себе хуже, но понемногу под поцелуями и ласками расслабляется, сам выгибается. Он насаживается плавно, сам подмахивает, пока Хенджин, впившись пальцами в его бока, натягивает его на свой член. Звуки шлепков голых тел о друг друга сопровождаются рваными стонами, обрывками фраз, где Феликс то просит быть нежнее, то требует сильнее. Феликс забывает обо всем, пока он его трахает. Все, чего хочется — чтобы эта неправильная, умножающая его боль ночь не заканчивалась. Хочется чувствовать его в себе, на себе вечно, потому что плевать, что они из разных миров и ни по одной из обсуждаемых когда-то тем не сошлись, только с ним Феликс чувствует эти долбанные и никак не желающие сдохнуть бабочки. Хенджин снова делает паузу, не хочет так, не хочет только брать, довести до пика и все закончить, он хочет его видеть, насладиться каждой эмоцией, прочитать на его лице его ощущения. Он переворачивает его лицом к себе, сразу же целует в губы, по которым успел соскучиться. Феликс смущается, не знает, куда глаза деть, в итоге зацикливается на рельефном прессе, скользит взглядом по венам, выпирающим на накачанных руках, и сам тянется, когда Хенджин, приподняв его за талию, сажает на себя. Феликс смыкает руки в замок на его шее, сам приподнимается и опускается, покусывает его плечо, упирается носом в шею и чуть ли по швам не расходится от того, как нежно мужчина поглаживает его по спине и как грубо разводит и сжимает его ягодицы. Хенджин снова укладывает вспотевшего и охрипшего парня на лопатки, опирается о свои руки по бокам от его головы и с каждым новым толчком касается полураскрытых губ, глотает его стоны.

— Проси.

—Что? — протяжно стонет Феликс, когда распирающий его член бьет по простате. Он теряется в своих мыслях, ощущениях, он задыхается в этой пропитанной запахом секса комнате и ближе льнет, словно учится дышать только кожа к коже.

—Ты ведь не просто так пришел, — еще один глубокий толчок, и Феликс смыкает зубы на запястье мужчины рядом со своей щекой. — Ты не передумал, не сдался, не уступил. Проси то, за чем ты пришел.

—Моя семья, — откидывает голову назад Феликс, прикрывает ладонями лицо от прошибающего каждую клеточку тела удовольствия и притихает..