он полюбил дождь

(2.2) я очень боюсь

Продолжая сидеть на кухне Антон слышит доносящийся из прихожей мужской голос. Мужчина что-то сообщает, Арсений мульком отвечает, пару секунд и они прощаются, слышится характерный хлопок входной двери.

— Арс, кто там? — парень немного разворачивается в сторону выхода из комнаты и ждёт ответа.

— Доставка. Я утром продукты заказывал, — мужчина заходит на кухню с двумя большими пакетами из супермаркета, которые ему передал курьер. Он ставит их на тумбу рядом с раковиной и возвращается к разговору, усаживаясь обратно на стул напротив Антона. — Продолжай, я слушаю, — он сосредоточен и увлечён, а во взгляде можно разглядеть сопереживание и долю грусти.

— Так вот, мама начала колоться когда мне было лет десять. И с каждой неделей, месяцем, всё больше и чаще. Примерно в это время умерла единственная моя опора и надежда — Александра Анатольевна. Стало очень тяжело и страшно, теперь некуда было уйти если мама была в неадеквате.
Как-то меня даже в приют на пару дней забирали. Хоть там и не так радужно, но хотя бы не страшно. Безопасно… что-ли. Но потом я вернулся домой. Мама пообещала завязать. И знаешь, она, как мне казалось, действительно бросила. Я больше не видел как она колется. Почему-то верил. А через полгода она опять домой эту дрянь принесла.
Оказалось, что она кололась, только не у нас в квартире. Второе, или уже даже третье предательство от неё. Кажется, она даже не понимала, что ей лечиться надо. Каждый день просыпаешься, и думаешь «Ну что? Кто сегодня придёт?»
Чем я старше становился, тем больше ненавидел её. Сначала жалел, потом понял — она сама виновата, и это только её выбор, её решение.
Лет в 13 я начал отсчитывать каждый день, который приближал меня к свободе, к переезду, к восемнадцатилетию.
В 14 я пошёл работать, чтобы было на что жить и учиться в будущем. Да и к тому времени мать совсем сдала, почти не работала, и мне приходилось тянуть нас обоих.
Я желал в один день проснуться в нормальной семье, с мамой, папой, и… котёнком. — парень на секунду останавливается, и с лёгкой улыбкой и теплотой во взгляде смотрит на Арсения. От всего услышанного мужчина не в силах смеяться и умиляться с этого, и лишь в качестве некой вежливости слегка поднимает уголки губ. — Всегда хотел котёнка завести, с самого детства. Хотел проснуться так, ну или не проснуться вовсе. Но какая-то надежда не давала «этого» сделать, будто знал, что всё определённо наладится. Представляешь? Я даже в таком пиздеце искал выход. — Антон вновь улыбается, но на этот раз не поднимая глаз. Юноша крутит в руках и рассматривает свою белую фарфоровую кружку. Она матовая, из-за своей старости сероватая и тусклая, но эти факторы не мешают ей отражать блеск кухонной подсветки, придавая ему тёплый оттенок.