Контрапост [Метал семья / Metal Family]

Глава 8

Себастьян сидел на краю кровати, с трудом пытаясь застегнуть запонку. Маленькая серебряная кнопка в тысячный раз выскользнула из его пальцев, и он выругался при выдохе. Если он не наденет эту чертову штуку как можно скорее, то опоздает. Он посмотрел на часы на комоде.

Десять минут до ужина.

Он удвоил усилия с суровой решимостью. Но его пальцы не слушались, а пластыри все время за что-то цеплялись. Прошла почти неделя, и хоть раны и зажили, а синяки исчезли, его мышцы по-прежнему дрожали от усилий, которые требовались для работы за мольбертом.

Как и обещал его отец, Себастьяну представляли все возможности работать над своим произведением — даже когда он едва мог держать кисть после побоев. Но сегодня ему наконец-то удалось завершить упражнение: идеальный ряд кругов на холсте, выполненный тушью суми.

Никакие мольбы не могли заслужить ему прощения за то, что он предал отца в прошлую пятницу. Его слова не были услышаны. Его страдания — проигнорированы. В очередной раз его творчество говорило за него, и лишь благодаря ему отец наконец-то был удовлетворен. Он мог дышать немного легче, зная, что избавлен от дальнейших мучений. А ведь все, что для этого потребовалось — это кровь, пот и немало слез.

Крики, линейка, ремень и мучительный путь в студию: Себастьян до сих пор с содроганием вспоминал ту ночь, проведенную на коленях перед камином, пока отец проклинал его за грехи. Он оставался на месте, сцепляя руки в молитве, пока у него не заболела спина и не онемели ноги. Лишь когда тирада Отца была полностью исчерпана, как и содержимое его стакана, Себастьян наконец-то был отпущен, и он каким-то образом нашел в себе силы доползти до своей комнаты. Обратно в безопасную кровать.

Там он томился все выходные и большую часть недели. Консерваторию уведомили о его внезапной «болезни» — в конце концов, даже великий Густав Швагенвагенс знал, что не мог допустить, чтобы его вундеркинд появился с таким видом, будто только что вылез из автокатастрофы — и ничего больше по этому поводу не обсуждалось. Он не будет посещать занятия, пока не получит разрешения отца.

Из-за травм он был лишен возможности двигаться, поэтому Ровд приносил ему еду в комнату, относясь к нему как к прокаженному, пока он восстанавливался. Сегодня, однако, отец сообщил ему, что ужинать он будет внизу. Это было не столько приглашение вернуться в семью, сколько повод выставить его на показ, как преступника у позорного столба. Несомненно, его присутствие должно было послужить предупреждением для всех, кто еще осмелится перечить главе семьи.