Азартный игрок

X

Evanescence — Bring me to life

Беги от прошлого сколько захочешь — сквозь лабиринты собственного разума, сквозь воспоминания, что остались в памяти, сквозь само время, — но оно все равно настигнет тебя в самый неподходящий момент, и, сколько бы мы — люди — ни противились этому, все оплошности, просчеты и даже грехи прошлого рано или поздно всплывут на поверхность. Старые раны, что с трудом затянулись, вновь начинают кровоточить, ноя от боли, а внутри скребут кошки, раздирая душу в клочья. Каждая возведенная стена, которую ты отстраиваешь годами, подобно самому хрупкому хрусталю, разбивается в мгновение ока на тысячи осколков, обнажая израненное сердце.

Независимо от того, сколько раз ты будешь пытаться убежать от прошлого, ты не сможешь избавиться от мысли, что был его частью.       

Говорят, время лечит. Но разве это так? Со временем боль лишь забывается: люди взрослеют, делают выводы и учатся на ошибках, — но это не лекарство от всех невзгод. Стоит ране открыться по новой, как все прошедшее время забывается, сменяясь новой волной отчаяния, которая накрывает с головой, топит в бездонном океане ледяной воды, где в глубинах обитают самые страшные чудовища, готовые сожрать в один укус.       

Раненую душу невозможно излечить. Ее можно скрыть, спрятать, но излечить — никогда. Как бы мы ни старались, шрамы останутся навеки, словно напоминание об ошибках прошлого. И оно ранит сильнее настоящего, а память о нем живет вечно, медленно убивая, уничтожая изнутри, подобно яду отравляя разум, оставляя после себя лишь живой труп, который только и ждет возможности оборвать свои мучения.       

Поэтому пытаться бежать бессмысленно, ведь прошлое навеки живет в нас самих. Мы сами являемся творением нашего прошлого.       

Настоящее — это лишь последствие прошлого, а будущее — жалкая иллюзия, в которую мы верим. 

Оставшись наедине с самим собой, Джисон пролежал на грязном и влажном кафельному полу туалета еще примерно полчаса, после чего, невзирая на сильную боль в районе ребер, поднялся на ноги, облокотившись о стену позади. Он мгновенно зашипел, о чем тут же пожалел, ведь рана на губах стала неприятно саднить, а в глазах — мутнеть от усталости. Несладко ему пришлось, но и жаловаться он не смел. За несколько недель подобных издевательств он успел привыкнуть, что домой возвращался с парой тумаков, еле-еле перебирая ногами.