Счастье в уединении. Глава 1 - безвозратность.

5. стены

Солнце стояло точно посредине густого как мёд неба, и будто бы само светило стояло над душой так, как люди провожают якобы бескорыстного человека в последний для него самого путь. Оно всё ещё, конечно, было скрыто массивными облаками, однако очертания солнца ясно проглядывались.
Полуденная тишина успокаивала, но к чему-то готовила.

Будучи не в самом добром здравии, ноги Уилбура тяжелели с каждым пройденном шагом, даже не глядя на всю его решимость дойти до знаменательного действа.
В какой-то момент деревья остались позади, открывая взор на весь пустырь, в центре которого нависал огромный пласт земли. И голова, не имея объектов, за которые можно было бы зацепиться, плохо определяла, с какой скоростью он шëл. Такое ощущение, будто бы силы уходили совсем в никуда, действие и совершалось, но видимого результата совсем не было, кроме слишком небольшого приближения острова. Трава была мягкой... Нет, это не было травой, много-много мха, который сильно прогибался под тяжестью тела, подобно хождению по не взбитым подушкам.
Он запнулся, ненароком глубоко погрузив ногу в слои мха, и тут же упал, уже не в силах подняться. И в последний раз вздрогнув от холодной росы трав, погрузился толи в сон, толь в обморок.

Открыл он глаза уже в своём совсем небольшом дворе. Воспоминания. Как он, совсем ещё маленьким, весело играл со своим братом, катаясь по земле и о чём-то весело смеясь. Удары и ссадины только больше раззадоривали мальчишек. Совсем не заботясь о появлении неотстираемых пятнах на белой рубахе. Казалось, на тот момент это и вовсе не прекратится, так и пройдёт вечность суток в играх, не имеющая непроходимых синяков и последствий.
А вот он уже в другом месте, держась за руки на большом крыльце. Прощаются с тем, кто держал их на большом расстоянии от проблем, видно, намереваясь, или, на самом деле, вовсе не нарочно, в один миг, погрузить их в самый эпицентр взрыва работы, бумаг и прочей тягучей рутины. Прощаться, не осознавая до конца, с кем. Вот отец поспешно закидывает себе на плечи тяжёлый рюкзак, прямо под полной луной ночи. А вот мягко целует их в лоб. Обнимает. И его больше нет несколько лет.
А тут он уже сидит за столом завтрака. Ему только объявили о потерях во время первой его войны с СМП. Всё эти цифры... это - люди. Заслуживает ли он после такого общаться с окружающими? А сможет ли не думать об этом? Как после стольких убийств своими же руками, смотреть в глаза своему брату? Всё будто бы смотрят на него, будто бы знают обо всём. Но завтрак проходит так, как и всё прочие. Та же холодная вилка, тот же звук стука её о тарелки...