Monochrome filter

3.

Дазай выдыхает, отстраняясь в сторону. В специальном блокнотике, который обычно лежит в ящике стола или в сумке, расстилаются множественные зарисовки Чуи. Самые ранние на первых страницах ещё в какой-то степени неумелые — на них маленькому рыжему мальчику лет восемь, не больше. В последствии количество рисунков увеличивается вместе с возрастной категорией непосредственной музы. Накахара с замиранием души листает страницы, разглядывая некоторые, казалось, по несколько минут. Вот его миниатюрное изображение играет в футбол на улице в лет одиннадцать. Вот в четырнадцать подросток усердно решает задачки по непременно математике, забавно хмуря брови и морща нос. Чуя даже помнит этот эпизод. Тогда Дазай в один из последних разов пришёл в гости с Мисс Агатой и некоторое время пришлось вместе сидеть в комнате, потому что Накахара не успел доделать домашнее задание. Дальше рисунки были более авторские, не срисованные с жизни. Некоторые акварелью, некоторые обычным серым карандашом, а некоторые цветными. Интересно то, что второй вариант встречается меньше всего, в сравнении с остальными, хотя, очевидно, рисовать в привычном цвете куда удобнее. Напрягаться особо не нужно, боясь, что неправильно подобрал цвет, который банально увидеть не способен.

— Это потрясающе... Вау... — Чуя восторженно выдыхает, судорожно втягивая воздух через нос. Присутствует некий страх коснуться целой истории, расписанной кистью и карандашами на белых страницах. — Только... Осаму, тут есть совсем давние работы... Неужели...?

Дазай, видимо, сейчас сгорит от стыда и смущения одновременно. Чуя не выглядит злым, разочарованным, а как раз наоборот, и это несколько добавляет уверенности, однако... Боже, это так смущает. Блокнот с рисунками Накахары никогда никто не видел, кроме самого обладателя. Осаму хранил эту маленькую тайну в своём сердце, плотно закрыв её на прочный замочек.

— Полное осознание пришло в лет четырнадцать. Думаю, появилось ещё раньше. — Дазай шумно вздыхает, неловко потирая рукой затылок.

Чуя улыбается, словно законченный дурак. От осознания, что Осаму испытывал к нему симпатию куда раньше, в грудной клетке разрастается всепоглощающие тепло и нежность. Словно тягучий мёд, они разливаются по венам, вплетаясь в организм вместе с кровью.

— Погоди, мы даже не общались толком, да и виделись не очень часто, тогда как? — Накахара заинтересованно хлопает ресницами, абсолютно не контролируя улыбку до ушей. Удивительно, как у него до сих пор не болит челюсть.