Уголки этого места пропитаны «запахом безумия»... Парень по имени Джеймс, лишённый памяти, оказался в клинике для душевно больных случайно? Каких скелетов он прячет за своей спиной? И почему судьба дарит ему Её? Кто она? Надежда на светлое будущее и...
Oops! This image does not follow our content guidelines. To continue publishing, please remove it or upload a different image.
«Говорят, что у узника всегда есть шансы убежать от стерегущего его тюремщика. И в самом деле, для узника успех всегда важнее, чем для тюремщика. Тюремщик может забыть, что он поставлен стеречь, - узник не может забыть, что его стерегут. Узник чаще думает о побеге, чем его страж о том, как помешать ему бежать. Оттого часто удаются поразительные побеги.» Жюль Верн «Дети капитана Гранта.»
Кровь гулко стучала в висках, пока мы бежали по коридорам больницы, всё ещё надеясь, что успеем. Громкий топот шагов мерещился на каждом углу.
- Сюда! - Клементина приоткрыла одну из одинаковых дверей. Как можно хорошо ориентироваться в такой громадине, чёрт возьми?
Все это время я сжимаю теперь уже холодную, как ледышка, руку Оливии. В этой суматохе я не могу даже разглядеть её глаз. Мне кажется она побледнела. Только когда в очередной раз мы сбегали по ступенькам, я мельком заметил, как любимая нервно заправляла выбившуюся прядь из растрёпанной косы за ушко. Очередной пролет был успешно пройден. Впереди красовалась здоровенная дверь с табличной "запасной выход". Оставалось пройти несколько шагов и свобода! Но резкая боль в висках притупила моё движение. В глазах медленно поползли искорки. Я тут же хватаюсь за голову и начинаю моргать чаще. Что происходит?!
- Джеймс, что случилось?! - Оливия приобняла меня за плечо и прировняла свой шаг с моим. Если бы я только знал! Даже слово вымолвить не могу!
- Ребята, ну же! Сюда! - Клементина ждала уже где-то возле двери.
Мои ноги подкосились, но Оливия не дала упасть и сейчас держит меня в своих руках, сидя на шершавом полу. Темнота в глазах с каждой секундой становится больше. Боковым зрением я замечаю, как начинает дёргаться ручка соседней двери. Оливия кричит мне что-то прямо в лицо, но я её не слышу. Поднимаю взгляд на глаза, на сочетание глубинного синего с яркими звёздами ближе к хрусталику, которые вытягиваются в тоненькие линии, пока полностью не исчезнут, а радужка становится все более темной, будто я погружаюсь в самое сердце океана, и вижу бесконечную темноту. Не рискуя закрыть глаза, опускаю взгляд и вижу как на еле румяных щеках, будто расцветая, появляются веснушки, делая нежную кожу, по виду рыхлой и порочной. Около губ, которые только минуту назад двигались в мольбе, начинают свисать морщины, будто под тяжестью непростой прожитой жизни. И сейчас две тоненькие линии почему-то молчат, не двигаются, словно уже давно ни о чем не умоляют, не просят. Закрываю глаза лишь на секунду и этого достаточно чтобы, когда их открыть оказаться в той самой ненавистной мне комнате, с той до боли в пояснице мягкой кровати. Женщина, что сидит рядом, лицом повёрнутая в мою сторону, с открытыми темными глазами, которые бегают по моему лицу, с рассыпанными веснушками и такими старческими морщинами - моя мать.
