18 жизней

Глава 13 (21). Лишь надежда нас спасет.

Едва переводчик вышел вслед за вторым джокерским, он увидел Первого — правую руку их предводителя Джокера...
Имена у джокерских наверняка показались бы необычными для жителей Карточного мира, если бы они их узнали. Всех джокерских называли порядковыми числами. Переводчику, например, был присужден Четыреста тридцать второй номер, который и был его именем.
Джокерские сразу были созданы взрослыми и обученными основам боя. Однако во многих из них было очень мало жестокости. Хотя так далеко не всегда казалось, большинство из них были хоть немного жалостливыми. Джокера это вполне устраивало. Он не хотел уничтожать весь Карточный мир, убивать клонов. Скорее... мягко говоря, потрепать нервы королям и валетам в качестве мести, желание которой вдруг возникло в его голове. Вот только не понимал он в своем странном и пока необъяснимом состоянии, что ни в чем не виновные жители королевств не должны страдать из-за этого желания. Но наверное, он даже не до конца осознавал, что они страдают.
Да и все же были среди джокерских жестокие и безжалостные. Таким был и Двести сорок пятый, который только что говорил с Виком и Марой...
... Первый что-то сообщил Двести сорок пятому и Четыреста тридцать второму на джокерском языке, звучавшем как сильно искаженный русский. Алфавит же их представлял собой шифр русского, о чем и догадался Акетон и что позволило ему и Кольчуге расшифровать записку.
Новость Первого приятного взволновала Двести сорок пятого и обеспокоила Четыреста тридцать второго. Джокер должен был явиться уже совсем скоро, в ближайшие часы...
— Ну все, — уронила голову на руки Мара, когда дверь за джокерскими закрылась. — Это конец!
— Ну, может, все не так уж и плохо, — тихо и неуверенно сказал Вик. — Вдруг мы что-то придума...
— Ага, конечно! — в панике как-то раздраженно воскликнула Мара.
Вик со вздохом обиженно скрестил руки и отвернулся. Ну и пожалуйста, хочет бездействовать, пускай. Почему вообще он так о ней беспокоится?
"Потому что она моя подруга", — ответил себе Вик и вздохнул. Нет, он не может остаться равнодушным в этой ситуации.
— Хорошо, — медленно начал он. — В таком случае у нас нет шансов выжить.
Мара только что-то неразборчиво пробормотала.
— Если же мы попытаемся что-то придумать, то шансы возрастут, — почти шепотом, чтобы быть уверенным, что их не подслушивают, закончил Вик. Раньше он в такой ситуации повел бы себя примерно так же, как и Мара, но, кажется, он понял, каким хочет быть и в какую сторону нужно двигаться.
— Убедительно, — успокаивалась Мара. Помолчав, она почти не слышно сказала: — Извини.
— Итак. У тебя есть какие-нибудь идеи? — шепотом спросил Вик.
— Понятия не имею, как здесь можно поступить, — так же тихо ответила Мара. — Мы им при всем желании ничего не сможем сказать, потому что сами мало что знаем. С чего они вообще взяли...
— П-подожди, — мягко остановил ее Вик. Он боялся перебивать, считая, что это очень неправильно, но по своему опыту он знал, что такие мысли, жалость к себе ни к чему хорошему в итоге не приводят. — Мы все равно вряд ли когда-то поймем, почему они выбрали именно нас, так что рассуждать об этом нет смысла. Во всяком случае сейчас.
— Да, ты прав, — согласилась Мара, вспоминая свои тяжелые времена, когда она в похожих рассуждениях добралась лишь до ненависти к себе и сильной неприязни ко всему миру, с которыми потом пришлось бороться. И если с неприязнью к миру она вроде как справилась, то себя она все еще недолюбливала.
— Так, дальше. Им нужна от нас информация, — Вик было что-то придумал, но тут же его интонация снова сменилась, и по ней Мара поняла, что он опустил голову. — Однако мы даже не знаем, какая именно. Просто я подумал, что если попробовать обмануть их, приготовить ложные ответы заранее. А импровизировать и врать — это вообще гиблое дело.
Вик знал это по опыту других имперцев. Сам он никогда никого не обманывал, но нередко наблюдал, как пытались лгать его знакомые. И если заранее подготовленная ложь была более или менее убедительной, то попытки сказать неправду, импровизируя, выглядели совсем жалко. Ему хорошо запомнились похожие слова Пика, которые он случайно услышал, когда ему было лет тринадцать.
Однажды в империи обнаружили, что Рины нигде нет. Вик хорошо помнил крики императора и его взгляд, который, казалось, может убить. И никакого оружия не нужно. И говорил он все это время так, будто бросал молнии или выстреливал из ружья. Вик будто ощущал физическую боль от тех слов и того взгляда.
А через пару дней Рина объявилась сама. Вик не слишком хорошо понял, куда она делась, ходили слухи, что она сбегала в другое государство, и каждый говорил про разное — кто про Верону, кто про Фелицию, кто вообще думал, что она побывала в Сукхавати. Как бы там ни было, когда император спрашивал Рину, где она была все это время, она не знала, что и сказать и невнятно бормотала что-то, что только что насочиняла. Ей пытался помочь Рик, но и он лучших результатов не достиг.
— Импровизированная ложь — одно из самых жалких зрелищ, — презрительно сказал Пик. — Поэтому даже не думайте больше мне врать, — и он повысил голос: — И говорите правду уже!..
— Ну, не всегда, — отвлекла Вика от воспоминаний Мара. — В Варуленде каждый умеет сочинять ложь на ходу.
Это было правдой. Вообще, у каждого народа Карточного мира были свои особые черты характера, наверное, заложенные в них правителями при создании. У имперцев, например, это были верность и честность. Лишь один житель был не таким из-за ошибки генератора... А варулендцам, наоборот, была дана способность прекрасно врать, иногда даже выдумывая ложь на ходу, с очень честным видом. В этом им помогала и неплохая фантазия, с которой были большие проблемы у многих жителей Пиковой империи.
— Я — не исключение, — призналась варулендка. — Только я давно не пользовалась этой способностью. Всегда считала, что врать — это ужасно.
— Я тоже так думаю, но вряд ли у нас есть другой выход, — сказал Вик.
— Тогда я попробую. Остается надеяться, что они не маги какие-нибудь, которые умеют читать мысли, — нервно усмехнулась Мара.
— Это вряд ли, — девушке не обязательно было видеть в темноте, чтобы понять, что Вик улыбнулся. — Ведь тогда им бы не было смысла нас допрашивать и запугивать.
Воцарилось молчание. Теперь оно не слишком сильно угнетало. Когда есть план действий, смотреть в будущее не слишком страшно.
"И все же скорее бы это закончилось", — с тихим вздохом подумал Вик...
— Все же это очень странный феномен, — вздохнула Курокайхо, сидя в лаборатории и в очередной раз обсуждая с Николь и уже полностью выздоровевшим Курохико особенность Данте, ставшего теперь похожим на бесформенное пламя.
— Ничем научным это не объяснить, — согласился Курохико.
— А вы знаете о генераторах вероятности? — вдруг спросила Николь.
— Об этих терминах по отдельности каждый куроградец знает, — усмехнулся Курохико и посерьезнел: — Но именно о том, что Вы назвали — нет.
— Просто есть у меня мысль насчет этого...
— Вы уже предполагали, что товарищ Данте, как Вы это назвали, домедитировался. И товарищ Куромаку в итоге вам сказал...
— Что это очень вряд ли, да. Однако здесь все более подкреплено фактами.
— И что у Вас за предположение?
— А раз мы до этого не знали о генераторах вероятности, то, может, нам не положено о них знать? — остановила его Курокайхо.
— Да а теперь все равно нет смысла скрывать, — махнула рукой Николь. — Если коротко — генератор вероятности — это особое устройство, которое есть у каждого правителя. С помощью него они могут создавать все, что угодно, но энергия в нем ограничена и не... не-вос-ста-на-вливаема, — последнее слово она произнесла по слогам. И вот я думаю, что если произошедшее с Данте это из-за ошибки того самого генератора?
Курокайхо немного порезал слух немного коряво составленное последнее предложение, но она сказала:
— То есть Вы предполагаете, что товарищ Данте хотел создать что-то, но в генераторе произошел сбой, и из-за этого с ним случилось вот это?
— Ну, у меня просто нет других вариантов, — развела руки в стороны Николь.
— Очень интересный сбой, — оживился Курохико и тут же нахмурился. — Только настораживает, что товарищ Куромаку никому ничего не говорил про генераторы вероятности.
— Так-то, может, кому-то и говорил, но не вам, — заметила Николь.
— Но сейчас не об этом, — решила остановить обсуждение не имевшей большого смысла темы Курокайхо.
— Давайте дождемся, когда Куромаку освободится, и скажем ему об этом предположении, — предложила Николь.
На том и порешили.
Тем же временем Мим и Родеф пытались найти Габриэля. Он пропал неожиданно, и никто из оставшихся в больнице карт не знал, где он.
В один момент Мим остановился. Он прошел по кругу, показал четыре пальца и развел руки в стороны, говоря: "Мы проходим уже четвертый круг по всей больнице, его нигде нет!"
— Возможно, мы невнимательно смотрим. Далеко он не мог уйти, — через силу сказал Родеф, и они снова двинулись вперед.
А Хелен сидела в палате, где лежали уже восстанавливающиеся Чарли, Феликс, Ромео и Зонтик.
— Я так рада что с вами все хорошо, — прошептала она, силя на стуле возле кровати Ромео.
— Ты это уже сказала раз пять, не меньше, — усмехнулся Чарли.
— Я так переживала, — причитала Хелен.
— Но все обошлось, — взяв ее за руку, произнес Ромео.
— Все страшное позади, Куромаку, Пик, Клео, Эмма и Риккардо уже пошли к Джокеру! Я уверен, что у них все получится! — добавил Феликс.
Зонтик, смотря на них, улыбался. Между червовыми такие теплые отношения, они друг другу действительно как родные. И его они никогда не отвергали. Он проводил больше времени с червовыми, чем со своей мастью. Не зря Вару прозвал его вторым червовым валетом.
А выздоровевший Вару в тот же момент без дела ходил по коридорам и думал: "Ну и скукотень... А все из-за этой фигни с Красным Джокером, в котором нет ничего красного..."
— Эх, а я так и не понял, что же все-таки случилось с Джокером? — спросил Ромео.
Вару услышал это и, на секунду распахнув дверь, воскликнул:
— Да этого Джокера шиза съела!
И убежал.
— Как все понятно сразу стало, — усмехнулся Чарли...
— Курон, идти еще долго? — спросила Клео.
— Мы скоро дойдем, — сообщил Курон в небольшом смятении. Он снова почему-то вспомнил первую встречу с Клеопатрой.
— Это радует, — усмехнулась пиковая дама.
— Да уж, — вздохнул тройка ее масти.
Никто из четверых и не замечал, что все это время кто-то следовал за ними...
Прошло пару часов. В джокерской постройке из известного только им одним материала раскрылась дверь, и вошел их предводитель. Четыреста тридцать второй, стоящий всегда на своем месте еще и в качестве охранника плененных, сорвался со своего места и подошел к Джокеру. Первый и Двести сорок пятый тоже вмиг оказались рядом. Все трое кивнули, что было джокерским знаком приветствия.
— Илевирьп хэть? — примерно так звучал вопрос предводителя, заданный на джокерском языке.
— Ончот кат! — отчеканил Первый.
— Эйтидевь, анчильто, — Джокер был доволен.
А Двести сорок второй поспешил исполнить его приказ — привести Вика и Мару.
Вот они стоят перед вражеским предводителем. Высоким и кажущимся чересчур грозным. Он на самом деле не выглядел настолько страшным, насколько казался, но у страха ведь глаза велики. Хорошо еще, что был план, который, пусть и был плохо продуман, но все же придавал немного уверенности.
— Илетивярп айцадёхан эйдьг, эйтижакс? Каты, — задал первый вопрос Джокер, и Четыреста тридцать второй перевел:
— Дословно: итак. Скажите, где находятся правители?
— Ну, — притворно замялась Мара. Здесь ей не пришлось слишком сильно напрягаться, чтобы притвориться, ведь она и так чувствовала себя немного неуютно. Все-таки давно не врала.
— Иревог! — приказал Первый, успевший за войну узнать, что в русском языке подобные короткие слова не играют большой, по его мнению, роли. Обычно они выражают эмоции, а какие-то связывают слова в предложении. Не знал он, что такие слова называются междометиями, предлогами, союзами и частицами.
— Говори, — опустив глаза, тихо сказал переводчик и почти совсем не слышно пробормотал: — Это он так сказал, а я перевел...
— Они... Это, — Мара опустила голову, вздохнула и выдавила слезу, — они находятся не слишком далеко, возле Вероны, — зная, что там никого нет, сказала она, не волнуясь, что направит их к месту, где могут быть жители.
И она закрыла глаза ладонью. Если бы Вик не знал, что она просто играет роль, он бы ей поверил. Впрочем, он от многих имперцев отличался своей доверчивостью.
— Ынорэв эйльзов, — сократив речь Мары и оставив только нужную информацию, перевел Четыреста тридцать второй, у которого сердце сжалось от такого спектакля.
— Ыналп эйишйэньляд хынь у эйикяк? Ошорох.
— Туянз эйнь иня ильсэ а? А... — Четыреста тридцать второй сомневался, что Вик или Мара могут дать ответ на этот вопрос и поэтому спросил у Джокера, что, если они не знают этого?
— Туянз, — отрезал Джокер.
Четыреста тридцать второй вздохнул и повернулся к Вику и Маре:
— Дословно: хорошо. Какие у них дальнейшие планы?
И тут же отвел взгляд.
— Ох, — для представления всхлипнула Мара. — Хоть бы никто не узнал...
— Могут узнать, — подыграл Вик. — Но другого выхода нет.
— Это да, — она закрыла лицо руками и снова всхлипнула. Почему-то ей стало неконтролируемо смешно, но это не сильно ей помешало — она засмеялась так, что это скорее было похоже на рыдания.
— Илязакс иня отш? — спросил Двести сорок пятый, которому начинало это надоедать, тем более, он не понимал, что они говорят. Но подозрений у него не возникало.
— Ав-ванжав огичин, — с явным страхом признался переводчик в том, что ничего важного плененные не сказали.
— Эйтиревог! — раздраженно выкрикнул Двести сорок пятый.
— Ад! — Первый его поддержал.
— Они сказали, что бы говорили, — обратился к жителям Варуленда и Пиковой империи переводчик.
"Вот уж точно, ад", — подумала Мара, едва снова не засмеявшись, и убрала ладони с лица, стирая несуществующие слезы.
— Они рассматривают вариант отступления, — и она снова изобразила рыдания, закрыв лицо руками и позволив себя засмеяться.
Четыреста тридцать второй дословно перевел ее слова Джокеру.
— Айцибялссар онжом, — похоже, тот был доволен. — Анчиль...
В этот момент дверь с металлическим шумом открылась, и все увидели четырех. Из них Вик и Мара сразу узнали Курона, стоявшего снаружи почти незаметно...
Клео зажмурилась и выбросила руки вперед. Джокер застыл. Она завладела его разумом.
— Мы вовремя, — заметила Эмма.
Четыреста тридцать второй спрятался за Первого. Мара на всякий случай не переставала играть роль напуганной девочки, но которая теперь еще пришла в непонимание и вместе с тем начала надеяться спасение. Да и Двести сорок пятый неоднократно поглядывал на нее. Поэтому старалась варулендка не зря.
Однако Мара действительно мало что понимала. Как и Вик.
Тем временем Джокер повернулся к Клео. Она, стоя в том же положении, что-то шептала. Но ее усилия не давали слишком хороших результатов.
И в момент, когда она почти потеряла силы, вдруг вошел... Габриэль. Вот куда он пропал и следовал за Куроном, Риккардо и дамами все время.
Теперь уже никто ничего не понимал, кроме, как ни парадоксально, него самого. Он что-то странно заговорил, и каждый узнал в этом свое: Эмма Риккардо и Клео — то, как когда-то говорил Родеф, эту странную "болезнь", когда говоришь задом наперед и еще немного искаженно. А джокерские...
Первый и Двести сорок пятый сильно удивились и насторожились, а Четыреста тридцать второй испуганно отпрянул — все трое поняли, что этот странно выглядящий пришедший разговаривает на их языке.
Клео тем временем все еще не останавливалась, держа разум Джокера под контролем, а Габриэль продолжал что-то говорить. И обращался он к Джокеру.
Вдруг неожиданно тот схватился за голову и упал на колени. Джокерские тут же к нему подбежали, а Эмма и Риккардо оживились. Они были уверены, что Клео и Габриэль постепенно добиваются своего.
— Что с Вами? — от волнения заговорил на русском Четыреста тридцать второй. И к своему удивлению все трое джокерских услышали от предводителя вполне русский ответ:
— Не знаю, голова болит...
Джокер медленно покачал головой, обхватив ее руками, зажмурился и тут же резко широко распахнул глаза. Поморгал и начал осматриваться. Странное помещение, в котором царил полумрак, казалось лишь смутно знакомым. Будто однажды увиденным в давнем сне и отложенным в самый дальний уголок памяти.
Он остановил взгляд на своих созданиях. Двести сорок пятый настороженно хмурился, Первый и Четыреста тридцать второй смотрели на предводителя очень обеспокоенно, а Джокер не мог их узнать:
— А вы кто?
Четыреста тридцать второй ахнул. Первый сел на колени рядом с предводителем и начал ему что-то объяснять, усиленно всплминаная русские слова, которыми был отнюдь не богат его запас. А Двести сорок пятый поднял голову на Клео, достал пистолет и стал медленно направлять на нее, говоря на джокерском языке:
— Что ты сделала с нашим предводителем?
Риккардо подбежал к джокерскому.
— Что он сказал? — грозно спросил он сквозь зубы, доставая свой складной нож.
— Он спросил, что та девушка сделала с нашим предводителем... — ответил переводчик.
— Она ничего плохого не делала, а вот вы! — Риккардо приставил нож к шее Двести сорок пятого. Тот приложил дуло пистолета к его виску.
— Стой, не надо! — по-джокерски воскликнул Четыреста тридцать второй, подбежал к нему и убрал его руку с пистолетом.
— Ну все, прекращай, — а к Риккардо подошла Эмма и отвела его назад.
— Не лез бы ты не в свое дело, — на джокерском языке проворчал переводчику жестокий солдат и совсем тихо пробормотал: — К тому же я ему все равно ничего плохого делать пока что не хотел. Только припугнуть.
— Охорош и тов ун, — успокоился Четыреста тридцать второй и выдохнул.
— Давайте разъясним все спокойно, — мягко и в то же время тоном, не терпящим возражений, сказала Клео.
— Идемте, карты! — жестом приглашая за собой Габриэля, Клеопатру, Риккардо и Джокера, повелительно произнесла Эмма.