Сумасшедший Бредового Виспэра

Глава 4

     С происшествия на кристально чистом родничке прошло около года, и за это долгое время Виспэр практически смирился с невосполнимой потерей, ведь каждый следующий день был похож на очередную трату времени и сил. Безумцу не оставалось ничего, кроме как смириться с жуткой обыденностью и несменяемостью, а поэтому мальчишка медленно сходил с ума, и его показательная для матери жестокость стала вполне реальным ужасом, что происходит в больной голове подростка.

   Виспэр стал претерпевающим эту чертову жизнь зверем, а по всему его телу сохранились глубокие шрамы — вечные спутники жизни и напоминания об ужасном пережитом прошлом, находящем место быть и в нынешнее время. Это тело настолько изуродовано, что, глядя на него, хочется в первую очередь не сочувствовать страшной участи, а страшиться, не сделает ли это существо чего-нибудь незаконного и пугающего. Таким образом, безнадежного и сломанного ребенка уже нельзя было вылечить простой поддержкой или любовью, которая для него несуществующей странной дрянью, придуманной чрезмерно сладенькими и избалованными писателями от скуки. Есть только потребность в размножении, а эта влюбленность — инстинкт, который глупые люди романтизируют, окрыляют это явление и делают из него нечто возвышенное, хотя все в мире приземленное, грязное, черное и сморщенное, как тучи в небе, удерживающие страдающих людей в земном аду. И... все. На этом строится недалекая теория Виспэра, что окружающее — черно-белая чертовщина, которую умудряются разукрашивать и закрывать глаза на ужасы.

   В еще один несносный вечер, пополняющий полочку под названием «мои психотравмы» он сидел на линолеуме возле старого дивана дедушки, обнимая коленки и роняя слезы от боли, ведь мать только что из-за плохого поведения сына и собственного скверного настроения «нечаянно» сорвалась. Сихсоя била его по телу, чтобы позже можно было скрасить изуродованное тело одеждой. Это было так неприятно, но Виспэр уже плакал только из-за физической боли, думая на самом деле, где завтра утром можно будет удобнее выкрасть гадость из магазина, а также как выпросить у соседского деда сигареты заодно грязное дельце, о котором... Виспэр никому не говорит. Никто не знает, что сумасшедший делает взамен этому странному типу. Подросток нашел в курении некую эстетику, а потому это начало превращаться в потребность. Такую, как питание... Страшно подумать, на какие вещи безумный человек способен ради того, чтобы задавить громкий голос зависимости.

   Виспэр, потерявший единственную подругу, за этот год начал промышлять преступлениями, такие как воровство и вынос денег матери из дома, чтобы купить запрещенные вещества у таких же недалеких ребят. Нездоровый образ жизни ничуть не пугал мальчика, ведь, напротив, он чувствовал, что наконец-то Сихсоя не в состоянии постоянно удерживать сына как собаку на цепи и смотреть в оба, лишь бы тот не наделал глупостей на улице.

   Шаги злой родительницы вновь стали приближаться, и, добравшись до двери, она завопила голосом писклявой старухи:

   — Да, и теперь я плохая мать, сыночек?! А доводить меня хорошо, дорогой?! Я днями и ночами не спала, чтобы тебя вырастить. Так где же благодарность?! Вырастила помощника, да?! Взамен получила только свинское поведение и лишние грязные трусы с носками вонючими, как и сам сыночек!

   — Ты меня бьешь! — выступил неожиданно Виспэр, нервно трогая бордовую корку над губой и продолжая плакать.

   — Что?! — искренне изумилась Сихсоя, и выпучила глаза, делая вид невинного человека, слышащего несправедливое обвинение в свой адрес.

   Сын замолчал, в испуге пожалев о сказанном, и беспокойно задергал ногой. Лишь громкое шмыганье услышала оскорбленная родительница в ответ, из-за чего прогневалась больше, резко приблизилась и схватила неприятного мальчика за волосы, дотащив того до письменного стола с неистовым рыком. Повинующийся, но раздраженный подросток вскрикнул, схватившись за голову и прося «мамочку» перестать. Что перестать? Он боялся произнести это «бить» еще раз, поэтому говорил просто «прекрати», захлебываясь соплями.

   — Паскуда неблагодарная! Ненавижу тебя! Всю душу исплевал! — орала Сихсоя, начав жестоко долбить сына об стол, каждый раз называя его некрасивыми словами.

   Злая мать быстро унялась и, заливаясь слезами, отправилась в зал к телевизору. Убитый морально Виспэр остался лежать на полу в полутемной комнате с протекающей крышей и слезающими со стен обоями. Парень не двигался так больше часа, ни о чем не думая и рассматривая только неровный потолок, на котором он больше не представлял холст для безграничных фантазий, будучи еще совсем маленьким. Безумец не осознавал, что изменился в худшую сторону, и из загнанного и смятенного мальчика стал неуравновешенным вором, которому нет дела до рисования звезд на холодном потолке. Подросток слушал программу по телевизору, где голос уверенного мужчины твердил:

   — Слушайте всегда маму! Только она плохого не посоветует. Первый человек в жизни, который всегда будет на стороне ребенка! И даже если она когда-то обидела, все равно у этой чуткой женщины есть чувства, и они очень глубокие, поверьте, дети.

   Виспэр молча внимал, трогая больной и голодный живот. Все тело ломало... Каждая частичка лежащего требовала немедленного отдыха, но оказалось, что конец страданий еще далек, ведь в комнату спокойно вошла Сихсоя, воззря со сверкающими от слез глазами на сына и схватившись испуганно за рот.

   — Миленький мой, — избавившись от печальных мыслей, злонравная женщина смогла высказать только это и еще больше заплакать, взяла голову Виспэра в руки и нежно обняла

   У безумца это не вызывало эмоций, и он как будто стал претворяться игрушкой в руках грустной хозяйки.

   — Как же я так? Прости, прости, дорогой... Ты бы не злил меня, а то не поверишь, как устаю в последнее время, что и говорить нет желания, мой единственный сынуля, — ласково пела непостоянная мать почти в самое ухо, гладила по волосам и лобызала макушку равнодушного сына. — А то, что я бью, то это сгоряча. Не бери в голову! Знаешь, как нас в детстве лупили за съеденную конфету? Или сразу на горох садили! А о средневековых пытках читал хоть раз? Я вон книжки приносила... Ты ж раньше читать любил. Даже не знаю, почему перестал... Вот там! Я про средневековье. Там настоящий ужас, а тут... пустяки! Как говорится, бьет — значит любит.


   — Бьет — значит лупит, — зло поправил про себя Виспэр, широко улыбнувшись и тут же вернув уже привычное для Сихсои выражение лица, не выражающее ничего.

   — Без насилия нельзя представить жизнь! Именно оно способно раскрыть истинную любовь. Вряд ли будешь делать больно тому, кто тебе равнодушен, ведь займешься тем, кто заслужил внимание, — продолжала степенно Сихсоя.

   Виспэр молча продолжал внимать и не замечать, как быстро проваливается в сон, несмотря на заложенный нос и беспрестанную и муторную болтовню мамы.