я помню впалые щёки и неискренние усмешки. ходил, щупал вмятые рёбра, посматривал на время, ожидая, как схватит сумку и скроется среди пустых мест. ещё помню глаза. серые, будто отшлифованная бетонная камень на скалистых холмах. мы стояли вдвоем на станции, слушали, как приближался скрипящий тормоз электрички. ждали. затуманенную даль рассёк жёлтый луч противотуманных фар и, поезд, тронувшись в последний раз, остался стоять на месте. тяжелые двери раскрылись резким рывком, он забежал в вагон, успевая занять место в конце, будто за ним еще целая неугомонная толпа, пытавшаяся отобрать сидение у окна. но вошла только я, окинув его стеклянным и бездумным взглядом.
в тот день моя мать умерла. меня не было на похронах, я туда не спешила, напротив, пыталась пропустить. пропустила. как только ее друзья и родственники со слезами и мнимыми словами разъехались по домам, я пришла к могиле. сидела на бугристой земле, одетая в широкую синюю вареную футболку и черные шорты. на кладбище не прослезилась, ни разу, хотя безумно хотелось. обещала не плакать, но стоило мне выйти за ворота, как меня будто камнем по рёбрам ударило до изможденных слёз.
шла к станции, шаталась от шквалов ветра и потирала плечи от мерзлоты. неимоверно больно потерять самое дорогое, но особенно человека. от матери осталась только память и обручальное кольцо, подаренное моим отцом. я его носила. крутила на пальце, сжимала в кулаке, никому не давала даже взглянуть. оно было только моим и маминым.
его мне отдали в полицейском участке. я сидела, укутовшись в папину серую толстовку, пытаясь не разреветься. это было убийство. мать моя погибла от рук убийцы. душегуба так и не смогли разыскать, а во мне не было ни капли неновисти, лишь сожаления, что раскалывали меня надвое, изрывали внутренности, заливали моими слезами; и внутри холоднело чувство совершенного одиночества и оголённости перед суровостью мира. слишком рано ушла она из моей жизни, слишком мала была секунда ее роковой судьбы.
отец вчитывался в бумаги, записи отражались в его узких очках, он не смотрел на меня. в тот день он заговорил со мной только два раза: когда он позвонил мне, сообщив о гибели мамы, и когда мы ехали домой, он спросил, проголодалась ли я.
я была безумно голодна, но отказалась от еды. меня тошнило, а, оказавшись дома, меня рвало до нескончаемой желчи. не заболела, просто пыталась выблювать боль.
тело матери, разорвонное вклочья, я видела только на снимке. на самом деле оно не было разорванным, у нее был вспорот живот, как предполагалось, ножом. стоило мне мимолетно взглянуть на фото, как меня пронизало позывами и комом в горле, что останавливал дыхание.
воспоминания пролетали перед глазами и я уяснено опустилась на место у окна. сидела напротив впалощёкого парня, а он не отрывал от меня своих ярких серебрянных глаз. это был тот человек, у которого акцентируются только глаза, а остальное тело будто бы остается эфирным.
этот момент был моим решением, ведь он встал с места и подошел ко мне. электричка, тронувшись, тронула и его. он запнулся, но устоял на месте, присел рядом, спросил моё имя.
и если бы в тот момент я молча отвернулась к окну, я бы не подвергла себя тем пыткам, что со мной произошли наяву.
01.06.06
ВЫ ЧИТАЕТЕ
'06 summer
Spiritualпросыпайся и помни, как безнадежно и не думая ты ковырял мои чувства ногтями. лето две тысячи шестого.