Жестокость истинной любви

Такемичи в больнице

Из приоткрытого окна дул теплый, летний ветер, насыщенный запахом свежей листвы и мокрого асфальта. Солнце стояло высоко в небе, заполняя больничную палату утренними лучами света. Бежевые шторы слабо развевались из-за дуновения ветра. На одной из веток дерева, растущего прямо напротив палаты, обосновалась семья воробьев, устроившаяся в своем маленьком гнездышке, прижимаясь друг к другу поближе. Звуки разъезжающих машин заполнили тишину в комнате: торможение шин, сигналы торопящихся водителей, гудение моторов. Звуки, доносящиеся с улицы, заглушали надоедающее пиканье медицинского оборудования. Мимо закрытой двери пробежали два ребенка, весело смеясь, играя в догонялки, а за ними обеспокоенная медсестра, которая пыталась угнаться за проказниками.

На третьем этаже больницы снова заиграла жизнь. Пациенты повылезали из своих палат, прогуливаясь во дворе, или просто общаясь между собой в коридорах, рассказывая о своих новых, выявленных недавно лечащим врачом болячках. Старики обычно собирались во дворе больницы, где обычно сажали кусты роз, и дети приходили с родителями во время часов приема, начиная описывать во всех подробностях истории своей давно минувшей молодости. Если бы врачи позволили им курить и выпить баночку пива, то они, несмотря на свои семьдесят с хвостиком лет, пробежали бы кросс до магазинчика. Конечно, обратно их пришлось бы везти на скорой машине, но они будут вспоминать этот день с улыбками и смехом. Часы висящие на стене в белоснежной комнате показывали двенадцать часов дня. Парень двадцати двух лет приподнялся, принимая сидячую позу на койке. Все ещё сонный, он потер рукавом пижамы слипшиеся глаза, отгоняя остатки сна. Мягкий зевок вырвался из приоткрытого ротика. К моменту, когда пациент окончательно оклемался, в палату зашла медсестра с подносом на котором был завтрак. Девушка умилилась от вида растрепанного парня. - Доброе утро, Ханагаки-кун. - Доброе, Накаяма-сан, - подавив очередной зевок, поприветствовал парень. Медсестра поставила поднос на тумбочку, стоящую возле кровати. Пока Ханагаки разглядывал свой завтрак, она подошла к окну закрывая его. - Ты снова спал с открытым окном, Ханагаки-кун. Простудишься ведь, - обеспокоенно сказала девушка. - Извините, в комнате сильно пахло медикаментами. Из-за их резкого запаха сложно было уснуть, тем более вы мне выделили шерстяной плед, так что беспокоиться не о чем, - рука потянулась к тарелке, где лежала булка с кремом, как по ней слегка шлепнули. - Хэй! - Сначала умываться, а потом кушать, - медсестра подошла к шкафу, стоящему напротив койки, где хранились личные вещи пациента. Распахнув двери и взяв толстовку вместе со спортивными штанами в одну руку, она подошла к инвалидной коляске и схватилась за ручку коляски, свободной рукой. Подкатив кресло к кровати, где смирно сидел наблюдавший за ее действиями Такемичи, она помогла ему пересесть. - И снова спасибо, Накаяма-сан, - со вздохом поблагодарил Такемичи, опустив взгляд на свои перебинтованные ноги. - Без Вас... - Не стоит благодарностей, Ханагаки-кун, я всего-лишь делаю свою работу, - открыв дверь ванной, девушка остановила коляску напротив умывальника. - Мне помочь или ты сам? - положив ладони на опущенные плечи юноши, спросила нежно Накаяма. - Кажется, без вашей помощи будет сложновато надеть штаны. Если только вы не хотите, чтобы я прогуливался в пижамных, и все видели миленьких мишек гамми на единороге, - потянув пижамные штаны, как бы показывая их принт, посмеялся Мичи. - Ой! Они мне нравятся, прям детство навевает, - приложив ладонь к груди, со вздохом поделилась девушка. Болтая на непринужденные темы, и отвлекаясь лишь на подшучивание друг над другом во время переодевания и умывания, они вышли из ванной через десять минут. Поставив поднос с едой на подлокотники кресла, медсестра вышла из палаты, заранее предупредив Мичи о том, что вернется через минут тридцать, и они пойдут прогуливаться во дворе. Тишина вновь окутала комнату, оставив пациента со своими мыслями и воспоминаниями. Съев ложку риса и омлета, Такемичи пустым взглядом уставился на свое отражение в кружке с водой. Под глазами образовались темные круги, напоминающие фингал, из-за вечного недосыпа. На окрашенных, блондинистых волосах стали появляться корни натурального цвета. Черный цвет, больше напоминающий тёмно-синий, снова возвращался. Раньше, как только стоило им проявиться, Ханагаки бежал сломя голову в парикмахерскую друга, умоляя того перекрыть так нелюбимый черный. Такемичи никогда не сможет полюбить свой натуральный цвет волос, даже под дулом пистолета. Отдельное спасибо никчемному отцу за это. Лицо все такое же бледное и худое, идеально выделенные скулы, губы нежного, персикового цвета, пухлые и мягкие, их даже не нужно пробовать, чтобы отметить таковыми. Ровный нос, округленный на кончике, кристально чистые голубые глаза, что раньше светились каждому знакомому, теперь затухли, оставляя после себя лишь напоминания об их свете. Любая девушка обзавидуется не только очертаниям лица, но и телу. Хоть, ростом он не вышел, это не является недостатком, наоборот, придает большей схожести к девушке. Мягкие бедра, смотрящиеся в колготках сексуально. Маленькие ступни, словно у Золушки. Упругая задница, на которой идеально сидят джинсы в обтяжку. Узкая талия, идеально помещающаяся в ладонях. Подтянутая грудь, с розовыми и столь чувствительными сосками. Положив в рот кусочек дайкона, Мичи задумался о том, через сколько недель его выпишут. Прошли две недели с тех пор, как он попал сюда с переломом ног. Две недели, с тех пор, как он мог самостоятельно передвигаться. День когда его привезли сюда помнится смутно, лишь отрывки того дня преследуют его во снах. Во-первых, чьи-то крики . Первый голос напоминает девушку, второй парня, оба что-то кричат силуэту, возвышавшемся над его телом. Во-вторых, это то, что Мичи до сих пор чувствует каждое утро и ночь и прекрасно помнит - это адская боль, исходящая от ног. Они были странно согнутыми во сне. Ах, да, они были не «согнутыми», а сломанными. В третьих, руки, поднимающие его полубессознательное тело. Руки прижимали его к быстро вздымающейся груди. Голос девушки пытался достучаться до Такемичи, но тот не издавал ни звука, ничего. Мичи чувствовал теплые капли слез на своем лице, они определенно были не его, а кажется человека, несущего его тело в больницу. Сон обрывался на одном и том же моменте, когда его уложили на переноску и отправили в операционную. В этот момент, Такемичи обычно просыпался весь в поту, и с искаженным лицом, ведь тупая боль в ногах давала о себе знать. К счастью, на тумбочке всегда имелась таблетка обезболивающего лекарства. За четырнадцать дней, проведенных в стенах больницы, по словам Накаямы, Ханагаки приходили навестить высокий парень с синими волосами и девушка, представившаяся его семьей. Но обычно в эти моменты Такемичи крепко спал из-за успокоительного и обезболивающего. Все на третьем этаже давно поняли кое-что: когда в коридоре слышатся шаги бегущей толпы врачей и медсестер, то значит пациента из палаты сто девять снова прорвало, и лучше посидеть у себя в комнате, ведь так, ты сможешь хоть как-то приглушить крики пациента. Врачи обещали, что боли в ногах с каждым днём утихнут, но, кажется, они ошиблись с выводами.