Глава18

195 8 0
                                    

Он
Тишина... Моя планета остановилась и не слышен гул машин, нервных сигналов в томящейся пробке, громких споров людей в очередях, замолк щебет птиц, даже прикосновение ветра стало безмолвным, в этом мире есть только я и она. Обняв ее хрупкое нежное тело, я касаюсь носом ее обнаженной спины и ощущаю, как сквозь терпкий запах мужского геля для душа пробивается тонкий аромат сладких цветов. Впервые за долгое время мне не хочется вставать с кровати.
Теплый свет, наполнявший комнату, настойчиво напоминает мне о моем долге и обязанностях, и, препираясь с совестью, я поднимаюсь с кровати. Тихо постанывая сквозь сон, Валя переворачивается на живот и заключает подушку в крепкие объятия. Я еще несколько минут стою, наслаждаясь ее красотой и расслабленностью. Вспоминая наше ночное сближение, как она горела под моими поцелуями, выгибаясь всем телом, и с ее губ ласково слетало мое имя, я ощущаю приятную дрожь в теле.
«Подумать только, я чуть ее не потерял», — размышляю я, ощущая мерзкий привкус своего прошлого безумия.
Поцеловав ее в растрепанные волосы, я выхожу из комнаты и прохожу в кабинет восстанавливать связь с внешним миром. Сообщение за сообщением разрывают мой телефон, нагружая меня рабочими мыслями. Первым делом я набираю отца.
— Егор, обалдел... твое поведение в последнее время из ряда вон, — с ходу ворчит отец, а я растекаюсь в беззаботной улыбке. — Ты опаздываешь на три часа, поставщики мне голову сносят, ты им вчера назначил встречу... люди ждут, — продолжает он.
— Отец, я женюсь...
В трубке затяжное молчание.
— Валя вернулась? — услышал я утвердительный восторг в его вопросе.
— Да... Я проводил самую важную сделку в своей жизни и получил положительный ответ, — хвастаюсь я и слышу радостный хохот в ответ.
— Порадовал, порадовал... сегодня же ждем вас в гости, — настаивает он. — Сейчас позвоню Анне, обрадую, — размышляет он в трубку, а мне становится тепло и уютно, что моя семья обретает домашний покой. — Ты в офисе покажешься?
— Позже, намного позже...
— Я пока займу твоих гостей или перенесу встречу, а ты наслаждайся, пусть твоя сделка принесет много плодов, — по-доброму шутит он.
— Оте-е-ец, — ухмыльнулся я, — все, пока, до встречи, — заканчиваю я разговор. — Ну шутник... как всегда в своем репертуаре, — ворчу я вслух.
Не успел я телефон донести до стола, как до меня пробивается друг
— Егор, ты вообще где есть? Я целое утро тебе названиваю, — возмущается он.
— Дима, давай ближе к теме...
— Я заеду часика через два привезу ключи. У меня полная засада, по «Спектру» ни фига не понятно, — нервным быстрым голосом тараторит Дима.
— Ты когда поедешь ко мне, проскочи в «Венецию», там отличный ланч. Мне две порции, плюс на себя рассчитывай. И прихвати документы по «Спектру»...
— Ок.
Хоть мир и замер на время, но дела неизбежно врываются в мою жизнь, и от сообщения к сообщению я начинаю с головой погружаться в работу, проводя анализ сверки и прочие тонкости. Немного расставив все по логическим местам, я отодвигаю ноутбук и думаю об обнаженной, расслабленной, абсолютно моей девушке в одинокой пастели. Отмахиваясь от работы, громко захлопываю ноутбук и с радостью покидаю рабочие владение.
Валя еще спит, из-под белых воздушных складок простыни виднеются каштановые пряди волос и кончик носа. Я осторожно крадусь, утопая руками в мягкой постели и зависаю над ней. Потянув за край простыни, обнажаю ее голову, шею, плечи, спину, любуясь ее фарфоровой бледностью. Наклоняюсь, оставляя осторожные поцелуи на ее спине.
— Егор, — сквозь дремоту постанывает она, прогибаясь под губами, — я требую продолжения...
— Ммм, кажется, кто-то вошел во вкус, — ухмыляюсь я, продолжая ее дразнить.
«Из этой девочки можно воспитать дерзкую дикую кошечку», — подумал я, зарываясь в ее кудрях.
— Мне тебя возмутительно мало, — шепчет она и поворачиваясь на спину.
Впервые за это утро наши взгляды встретились. Сквозь сияние светлых янтарных глаз, ласковой улыбки и свежего румянца еще пробиваются следы тяжелых пережитых дней. Я слегка коснулся сухой болячки на лбу, чувствуя вину, провел по тонкой переносице, чуть заметным синякам под глазами и пока еще худым щекам. Я хочу, чтобы ее внутренний жизненный свет заполнил это милое лицо здоровьем и спокойствием.
— Привет, — робеет она под моим пристальным осмотром и скрывает улыбку.
— Привет, — ответил я.
— Нет... надо сказать доброе утро, — игриво отвечает она, прикусывая губу.
— Нет, еще не доброе, — прошипел я, опускаясь за ее поцелуями и ответной лаской...
Я расслабленно сижу на кровати, опираясь спиной на мягкую подушку. Валя, укутавшись в простынь, поджала ноги к животу и положила мне голову на колени. Она лениво смотрит на меня, перебирая в руках каждый мой палец от фаланги до кончика ногтя. Вторую руку я запустил ей в голову, наматывая волнистый локон на палец.
— Что ты чувствуешь? — спрашиваю я, размышляя о нас.
Она смешно морщит нос, в улыбчивой задумчивости.
— Спокойствие, счастье, чувство защищенности... я испытываю много положительных эмоций, которых раньше не знала.
— Я не про это, — ответил я, конечно, радуясь тому количеству положительных эмоций, — я про твой дар, — я замолчал, ожидая ответа, она отвела в сторону задумчивый взгляд.
— Его нет, — печально произнесла она, — и я не жалею. Я не так давно встретила женщину, которая сказала, что человек, не имея исключительных особенностей, может спасать людей и совершать благородные поступки.
— В этом есть смысл, — поддерживаю ее я, бережно подтягивая за золотистые локоны, возвращаю ее отстраненный взгляд себе.
— Ну, а кем стал ты? — улыбнулась она. — Ты заметно изменился.
— Пф... — вздыхаю я. — Я решил поддержать бизнес отца.
— Приятно слышать, сын и отец вместе, — с романтичной задумчивостью произнесла она.
— Там и для тебя местечко найдется.
— Ох, нет, нет... — морщится она от представлений и, пряча свою прекрасную обнаженность в простыню, приподнимается и садится на меня. — Я не смогу здраво мыслить в твоем присутствии, ты слишком хорош, — лукаво хихикает она, пряча лицо за моей ладонью.
— Ах вот как, — приподнимаюсь я, щекоча ее по ребрам, — теперь, девушка, я на вас дурно воздействую?
— Не представляешь насколько, — смеется она, уворачиваясь от моих пальцев.
— Валя, а если серьезно, — возвращаю я ее интерес к разговору, — ты можешь вообще не работать, у меня хватит сил обеспечить нас двоих.
Сухо посмотрев на меня, она притихла.
— Ты серьезно?
— Вполне, — пожимаю я плечами, не понимая, чем мог ее обидеть.
— Поверить не могу, что ты мне такое предлагаешь, — сквозь зубы буркнула она и отвернула взгляд в сторону, обиженно поджав губы.
— Валя, что?..
— Я столько лет была содержанкой у родителей...
— Но я — это не они, — не даю я ей договорить.
— Егор... мне важно научиться самостоятельно жить без вмешательства кого-либо, — с тоской посмотрела она на меня.
— Даже меня? — ее слова бьют меня по самолюбию, рождая противостояние со злобой. — Валя, нас уже двое... я думал, что мы будем друг за друга, как одно целое. Все что я делал... или из-за тебя, либо для тебя, ты часть моей жизни, и сейчас ты говоришь, что не примешь моей помощи.
— Так и есть — мы едины, — ласково притягивает она меня к себе, касаясь мягкими губами моего лица.
Я невольно расслабляюсь, поняв, что она освоила самое главное оружие против меня — себя. Отклоняясь от ее поцелуев, я лбом упираюсь в ее острую ключицу. Она пальцами блуждает в моих волосах, вызывая легкую волну возбуждения, что меня на данный момент здорово отвлекает.
— Егор, я не отказываюсь от твоей помощи, но и сидеть дома я тоже не собираюсь, я на мир смотрела иным взглядом, а сейчас...
— Я очень боюсь потерять тебя снова, — признаюсь я в главной своей фобии, она маленькими ладонями поднимает мое лицо, посмотрев на меня с нежностью и заботой.
— Я не сбегу, — шепнула я, — обещаю...
— Правда?
— Я не знаю, кто я, не знаю, кем хочу быть и как найти свой путь, но единственное, в чем я уверена, это в тебе, — она прижимается ко мне, даря короткие поцелуи, я увлекаюсь ею, стараясь забыть о своей фобии. — Егор, остановись, — мурлычет она, — мне надо в душ... Егор...
— А мне надо работать, а так не хочется...
— Возьми отпуск, — улыбаясь, советует она.
— Только медовый, — дразню ее я, продолжая целовать.
— Боже, когда ты рядом, у меня мысли разбегаются в разные стороны, ты безумец...
— У меня есть шанс уговорить тебя работать со мной?
— О... нет, — избегает она моих поцелуев, я останавливаюсь, смотря в ее радостные глаза, расслабленную улыбку, ладонью собираю ее пушистые волосы.
— Я в душ, по кусочкам собирать себя...
— Тогда я буду работать, — отвечаю я, касаясь пальцем кончика ее носа, она скорчила смешную мордочку и поднялась с постели. Дразня меня своей чуть прикрытой обнаженностью, она берет полотенце и, игриво подмигнув, скрывается за дверью.
«Эта девчонка с ума меня сведет», — растираю я лицо ладонями, откидываясь на подушку, начинаю размышлять и планировать, и в монотонный ход мыслей врезается писк домофона.
— Блин, Димон! — воскликнул я, и, соскочив с постели, на ходу натягиваю шорты и иду к двери.
Подавляя свою безнадежно счастливую улыбку, ожидаю на пороге Димона. Он выходит из лифта с коричневыми пакетами в руках.
— Не надо спрашивать, как у тебя дела? — ухмыляется он. Я одобрительно покачал головой, впуская его в квартиру. — Егор, бабы в корень нас разума лишат.
— И сердца, — добавляю я, — проходи на кухню, философ.
— Тебе со свининой или с говядиной? — показывает он поочередно на пакеты в руках и бодро шагает на кухню.
— Да хоть с крокодилятиной, мне параллельно, я все съем, — смеюсь я и следую за ним.
— Мм, здоровый мужской аппетит, — цепляет он меня, я игнорирую его дружеские подколы.
— Что там у тебя?
— Ты про «Спектр»? — останавливается он у стола.
— Я пока про еду... — я с любопытством смотрю на пакеты.
— Паста с фирменным итальянским соусом: говядина и свинина, а по-моему обычные спагетти. И я взял оладьи, и куриный суп, еще горячий, — расставляет он красивые зеленые баночки на стол.
— А что со «Спектром»?
— Сливаются они, не нравятся им наши объемы, боятся не справиться...
— Придурки, радоваться надо, что работа есть, — возмущаюсь я, — вообще-то, по контракту, они не могут уйти от нас, — размышляю я, — я сам на них сегодня выйду, устрою мотивацию разума...
— Егор, а где... ой, — замерла на пороге изумленная Валя.
Вероятно, пытаясь меня обворожить, она надела мою синюю рубашку, которая потрясающе выгодно смотрелась на ее фигуре, обнажая ее ноги и декольте, но совершенно была неуместна для данного положения.
— Я-я-я, я не знала, что у нас гости, — заикаясь, произносит она, пряча смущенные глаза, она делает шаг назад.
Дима с восторгом смотрит то на нее, то на меня, потом тактично уводит взгляд в окно.
— Чи-чи-чи, — за пару шагов я оказываюсь рядом с ней, ловя за руку, — ты сейчас сбежишь в свой тайник, а мне надо, чтобы ты поела. Ты прекрасно выглядишь, — целую я ее, прижимая влажное тело к себе.
— Егор, я же почти раздетая... я думала, мы одни, — шепчет она, уводя меня вглубь коридора, — я не хочу есть...
— Быстро переодеваешься и в кухню, иначе я всю гардеробную переверну и силой приведу тебя к столу, — тихо прорычал я.
— Может, я потом? — стеснительно поджимает она губы. — Потом поем?..
— Ты без пяти минут Кораблина, слушайся старших, — фыркнул я, — неприлично стоять и шептаться в присутствии гостя. Валя, надень, что сочтешь нужным, и приди к столу.
Она, пожимая плечами, корчит недовольную гримасу и уходит. Я, смеясь от ее милой забавности, возвращаюсь обратно в кухню. С Диминого лица не сходит идиотская, но дружеская улыбка.
— Дим, без комментариев, все очень круто, — отрезал я, не дождавшись его каверзных вопросов.
— Это я уже вижу, — усмехнулся он, похлопав по плечу. — Да мне, в общем-то, подробности не нужны, все на ваших лицах написано... а если честно, то я очень рад за тебя, если вспомнить...
— Не надо, — остановил его я, — не надо вспоминать.
Через несколько минут в кухню вошла моя серая прекрасная мышка в спортивном трико цвета мокрой грязи и белом топе. Если бы она надела спортивную кофту с капюшоном, то я бы подумал, что она вот-вот отправится на работу, при этой мысли я невольно нахмурился.
Валя робко, прикрывая влажными волосами болячку на лбу, садится рядом со мной. Узнаю Валину смущенность и румянец на щеках.
— Это тебе, — протягивает Дима ключи через стол, — она у подъезда.
— Спасибо, — берет она ключи и крепко прижимает их к груди.
Дима открыл рот, чтобы что-то спросить, но я, видя, как сильно смущена Валя, покачал ему головой, дав понять, что не сейчас.
— Что-то не так? — наклоняясь к ее уху, шепотом интересуюсь я.
Она задумчиво покусывает губы.
— Дима, я хочу попросить прошения за тот случай в парке, — морщась от неприятных воспоминаний, — я... я просто была реально не в себе и...
— Не парься даже, я уже привык, что у вас двоих все не как у людей, — отмахивается Дима и тут же начинает жевать пасту.
Валя растерялась от такого ответа.
— Валя, Дима знает про твой дар, — признаюсь я, ожидая гнева или обиду. Она всего лишь улыбнулась.
— А мы можем представить, что ничего не было и я всегда была обычным человеком?
— Легко, — выпалил Дима.
— Спасибо, — с облегчением произносит она, прижимается к моей руке. Ее скованность и сомнение постепенно улетучиваются, наполняя обстановку приветливой и легкой беседой.
Валя увлеченно достает из спагетти квадратные кусочки мяса и перекладывает мне в тарелку. Дима остро наблюдает за этим извращением над едой и никак не может поверить, что есть люди, которые вообще не едят мясо, словно они для него пришельцы с другой планеты. Он с силой пытается доказать ей, что это очень сытно и вкусно, а Валя коротко описывает жизнь бедного животного, которого убивают ради еды. Я хохочу над глобальным спором и принимаю нейтральную позицию, чтобы не ранить чувства близких людей, и тут же с большим аппетитом уплетаю мясо, которое Валя откладывает мне в тарелку.
Пообещав Диме, что скоро появлюсь в офисе, я проводил его до двери. Тем временем Валя где-то затаилась в стенах квартиры.
— Валя... — зову ее, и первым делом проверяю полюбившееся ей место — гардеробную. К моему удивлению, ее там нет. Я прошел в кабинет и из-за стола заметил каштановый силуэт головы с золотистым ореолом в дневном свете.
Она сидит на полу, причудливо скрестив ноги розовыми стопами кверху, и увлеченно перебирает письма из редакции. Я тихо крадусь, наблюдая, как она смело осваивает частичку моего мира, которую я прожил без нее, и ощущаю в области сердца покой. Я все больше и больше желаю всецело поглотить ее своим миром, оставив наше прошлое за железобетонной стеной.
— Эй, малышка, — шепнул я, нарушая ее идиллию. Она подняла на меня ошеломленный задумчивый взгляд. — Я тебя потерял.
— Егор, это нечто, — изумлялась она, поднимая с пола развернутые конверты, — что это?
Я улыбнулся, меня греют ее вопросы и изумленно-любопытные глаза. Я тоже сел на пол, опираясь спиной на белую прохладную стену, я подтянул Валю к себе, а она за собой потащила коробку.
— Это моя работа в редакции, я вел оккультную колонку по письмам читателей, самые интересные я оставил себе, — сказал я. Она расслабленно, спиной, легла мне на грудь, щекоча пушистыми волосами мою шею. — Вот смотри, — я запустил пальцы в коробку, конверт за конвертом давал мне воспоминания об отдаленных непростых временах. — Вот еще, — я показал ей много удивительных и нереальных историй, которые приходили в редакцию. Про людей, которых спасали животные, про лечение бесплодия, про лики святых, которые проецировались в различных уголках нашей страны, про молитвы и иконы, останавливающие пожары. — Словом, в этой коробке умещался целый нереальный мир и частичка моей жизни
Валя слушала меня, что-то читала сама, и казалось, она настолько была увлечена, что забывала дышать.
— Егор, я просто в шоке, — сказала она, посмотрев на меня. Я поцеловал ее в задумчивые складки на лбу, она тут же ответила мне нежной улыбкой.
— Не думаю, что для тебя это что-то новое.
— Я удивляюсь не этим письмам, а тебе. Ты все это время читал про это, — она сделала паузу, — тяжело было принимать все это человеку, который ни во что не верит?
— Первая, которая заставила меня поверить в чудо, была ты. Читая все это, я все больше убеждался в проявление потусторонней силы, которая иной раз судьбоносно влияет на нас, но, несмотря на все, я понял, что нужно верить. Возможно, это одна из причин, почему я отношусь к твоему дару с уважением. Ты удивительная...
— Теперь у меня нет дара. Вчера, когда я прикоснулась к коробке, меня ударило током, вероятно, от большого скопления непростых судеб, а сейчас... — тяжело вздохнув она сделала паузу. — Я боюсь, что я не смогу найти свой путь, вся жизнь была ориентирована на дар.
— Расслабься и скажи, что ты сейчас чувствуешь?
— Меня до сих пор неизбежно тянет сделать мир лучше, понятно, что это из области фантастики. Может, это моя сущность?
— Я тебе помогу, мы ведь и без дара — сила, — крепко прижимаю я ее к себе.
Она
Мы стоим на пороге. Цепляясь пальцами за рукава его пиджака, я любуюсь непривычным для меня его деловым стилем. Он смотрит на меня серьезным взглядом, словно видит в последний раз. В его нахмуренном и искаженном болью лице я вижу страх, который постоянно играет с ним в догонялки.
— Не говори ничего, я должен сам это сделать, — обнимает он меня за талию, положив тяжелую голову мне на плечо.
— Я не сбегу, клянусь, — спокойно произношу я, поглаживая его по голове. — Егор, если бы я могла получить твое доверие в кредит.
— Разумом я все понимаю, а вот... — произносит он мне в плечо, неожиданно поднимая голову, смотрит на меня сквозь борьбу разных чувств. — Пообещай, что будешь очень, очень осторожна и будешь звонить мне.
— Так, — улыбнулась я, поднося пальцы к уху.
— Блин! — рявкнул он.
— Егор, я просто прокачусь по городу и вернусь, обещаю, — успокаиваю его я, он хмурится и вкладывает тяжелые длинные ключи мне в ладонь.
— Я придумаю, что-нибудь с телефоном... и люблю тебя, — суетно целует он меня и скрывается за железной дверью.
Я помню про таблетки, которые я нашла, ими лечат тяжелые депрессии и психологические травмы, подавляя страх и обуздывая неконтролируемые чувства. Сейчас его страх оправдан, я еще ничем не доказала свою верность и просто обязана ему помочь.
После того как я проводила Егора на работу, я надеваю единственное платье, привезенное родителями. Поправляя руками пушистый подол платья, я смотрю на себя в зеркало и понимаю, что мелкий горох на синем фоне и выпирающий сетчатый подъюбник — это просто ужасное зрелище и уж слишком по-детски. Наверно родители хотели, чтобы я шокировала Егора своим видом, и он меня бросил, это единственное оправдание, которое я нахожу.
Я выхожу навстречу солнечному свету и обществу людей, ожидая тошноты и прилива боли, но ощущаю приятное чувство легкости и свободы. Мимо меня пробежала девушка, слегка толкнув меня плечом. Я обернулась и увидела, что она уже в объятьях молодого парня, который кружит ее вокруг себя, она заливается смехом и дарит любимому нежный поцелуй. Я улыбнулась, подумав о том, что хорошо, когда на свете есть любовь. В песочнице, как цветные муравьишки, на коленях ползают маленькие детки, а три мамы, сидящие на скамейке неподалеку, о чем-то оживленно беседуют, изредка поглядывая на детей. Еще одна мамочка наблюдает за малышом прямо в песочнице и яростно пытается оградить сына от всех обид и задумчиво, сурово наблюдает за тремя мамами. Что она сейчас чувствует и какой конфликт случился между мамами, я могу только догадываться. На дальней скамейке сидит красивая девушка в зеленом сарафане на бретельках, низко наклонив голову, она смотрит на худые пальцы и сильно плачет. К ней подходит другая девушка, положив голову на оголенное плечо, улыбаясь, говорит ей что-то утешительное. Медленно, озираясь, мужчина или, возможно, даже женщина в рваной одежде, испачканным лицом и копной вороньего гнезда, вместо волос на голове достает из мусорки пару пластиковых бутылок. Смяв их ногой, укладывает в тележку и, сдвинув брови и ворча на всех, идет дальше. Я прислушиваюсь к себе, чувствую, что сердце сжалось от жалости, и все... больше никаких явных признаков присутствия дара.
«Я свободна!» — ликую я и сажусь в машину, прячась от душного тяжелого воздуха.
Запустив мотор, вспоминаю слова Егора:
— Ты хочешь стать психологом? — спрашивает он после длительных моих рассуждений и пытается разобраться в моих желаниях.
— Хочу помогать людям, которые не могут получить помощь, ведь иногда достаточно человека поддержать, направить или просто пожалеть, но не все могут получить помощь и впадают отчаяние.
— Валя, если ты начнешь свою карьеру с благотворительности, ты прогоришь, и помощь твоя будет скоротечна. Надо построить прочный финансовый фундамент, от которого пойдут оттоки благотворительности. Перед тем как начать дело, нужно изучить рынок. Конкуренция среди психологов очень большая, среди хороших психологов гораздо ниже. Я не сомневаюсь в твоем таланте, но с одной стороны тебе будет помогать имя твоей матери, которая давно сделала себе репутацию, с другой стороны семья Кораблиных. Большой процент твоих первых клиентов будут люди, страждущие познакомиться с невесткой Кораблина и дочерью Климовой. Так ты начнешь делать имя и зарабатывать первые деньги, когда люди познакомятся с твоим профессионализмом, к тебе начнут приходить именно за твоей помощью. По сарафанному радио плюс по должной рекламе пойдет твоя репутация. Кто-то твой кабинет будет посещать по надобности, кто-то ради понтов, потому что в некоторых кругах это модно. После этого, думаю, тебе можно делать дни с большой скидкой или выездные дни, когда ты можешь оказывать помощь. В общем как твоей фантазии угодно.
— От... откуда ты все это знаешь? — удивляюсь я.
— Страстная любовь к анализам, плюс я был частым клиентом в кабинете твоей мамы, кое что взял на заметку...
— Ты гений.
— Не льсти, Валя, во всем этом плане есть большая проблема.
— Какая?
— Я хочу семью, а в нормальной полноценной семье есть дети.
— Дети?! — дрогнуло мое сердце.
— Дети, Валя, дети... А значит, в твоей карьере будут пробелы, и, чтобы система продолжала работать, нужно включать в нее надежного человека, которому ты доверяешь. Я не потерплю, если твоя работа будет на первом месте.
— Не будет, обещаю...
Я двигаюсь по знакомым улицам, теперь не надо прислушиваться к внутреннему состоянию, чтобы обнаружить проблемный объект. Просто наслаждаюсь теплым ветром, дующим в окно, ярким краскам лета и спокойствием в душе. Двигаясь вперед, я продолжаю вспоминать наш недавний разговор:
— Валя, вот еще письмо. Трехлетнюю девочку нашли на улице в коробке возле мусорных баков. Она была слабенькая и посиневшая от холода, но, к большому удивлению, когда ее доставили в больницу, она быстро пришла в норму и даже не чихнула. Девочка была мила, не по годам смышлена и очень быстро нашла семью.
— Егор, она одаренная... — приподнялась я, осмысливая информацию.
— Как это?
— Одаренные не болеют, только физически страдают от душевной боли. Сто процентов одаренная. А где сейчас она?
— Неизвестно, письмо писала шокированная медсестра, — произносит он, еще раз бегло прочитывает письмо, убеждаясь в своей правоте.
— Может, и меня выбросили в коробке... — тихо произношу сквозь подпирающий ком к горлу, подумав о своих настоящих родителях.
— Нет, Валя. Я провожу акцию «без слез», поэтому больше никакой мокроты, — подхватил меня Егор, догадываясь о моих пасмурных мыслях. — Кто бы они ни были, они лишились прекрасного сказочного, самого светлого ребенка на свете, и пусть это будет им наказанием...
Я прижалась к его горячей груди, подавляя слезы. Мне очень хотелось поддержать его акцию, я уже сама устала от бесконечно-влажных глаз.
— Егор... ты про детей серьезно? — спрашиваю я задумчиво, со страхом принимая будущее.
— Я тебя люблю, малышка... — смеется он, целует меня в волосы, так и не дав ответа на мой вопрос».
Может, желанно, а может, мой внутренний конфликт привел меня домой. Я неуверенно поднимаюсь на лифте и открываю дверь ключом, который достала из бардачка машины. В коридоре непривычно темно и тихо.
— Валя? — услышала я мамин голос, когда снимала туфли.
Подняв голову, вижу удивленную, встревоженную маму, которая кутается в огромную мохнатую белую шаль.
Онемев, я вопросительно пожимаю плечами, сдерживая слезы. Она торопливо подходит ко мне и обнимает. Я вспоминаю мамины ласковые нежные руки, и тут же внутри рождается протест.
— Милая, проходи на кухню, — бережно приобняв за плечи, она ведет меня за собой. — Ярослав...
В доме все было как прежде, и, не смотря на то, что в комнатах светло, все кажется маленьким, тусклым и стерильно безжизненным, словно не я жила здесь двадцать лет.
— Ярослав, — зовет мама.
Я устраиваюсь за столом. Папа с большой книгой заходит на кухню, увидев меня, широко улыбнулся. Я охотно встала, отвечая на его теплые объятия.
— Рад видеть, — произнес он, и мы садимся за стол.
— Валенька, чай? — спрашивает мама, держа в руках чайник с кипятком.
— Кофе с молоком.
— Ты же не пьешь... — смеется мама и тут же, опомнившись, становится предельно собранной.
— Оставь, пожалуйста, напитки, сядь поговорим, — тихо прошу я. Мама нехотя ставит чайник на стол и присоединяется к нам.
Молчание и ожидание разделяют нас троих. Мы сидим по трем сторонам стола, и играем в переглядки. Все не может быть как раньше, и с этим что-то нужно делать.
— Ты пришла навсегда? — с надеждой в голосе спрашивает мама.
— Нет, — покачиваю я головой.
Она задумчиво посмотрела на тусклого папу.
— Валя... почему Егор? — очередной мамин вопрос, очевидно, один из самых главных. — Когда ты с ним начала встречаться, мы навели справки. Он ведь капризный мальчик и плейбой и когда мы отпускали тебя с ним, то надеялись на твое благоразумие, — мама говорит ровно, словно учитель на лекции.
— А еще он потерянный мальчик, перед которым рухнул идеал отца, и каждый раз он своими капризами пытался сделать ему больно. Тебе ли не знать, мама, это классика жанра, — строго отвечаю я достаю баночку из-под лекарства и ставлю на стол, с гневом вдавливая ее в белоснежную скатерть. Мама от неожиданности вздрогнула. — Узнаешь?
— В принципе, я знаю, что это, — оправдывается она.
— Ему было настолько плохо? — сдерживаю я гнев на саму себя. — Тут твой почерк, твоя дозировка. Скажи, вот после этого, — швыряю я баночку через стол к ее рукам, — вот после этого он тоже капризный мальчик?
Мама молчит, папа смотрит на маму, не понимая, о чем мы сейчас говорим.
— Он, как ненормальный, искал тебя, сильно болел. Приходил в мой кабинет, но не говорил о тебе, просто слушал меня и смотрел в потолок. Его друг вышел со мной на связь и сказал, что у Егора бывают приступы, он не может дышать. Сам он ни на что не жаловался, но и ходить не переставал, — нервно рассказывает мама. Я морщусь, представляя его боль. — Я не хотела тебе рассказывать, ты не обязана быть с ним из жалости или чувства вины.
— Кто здесь жалок, так это я, — ухмыльнулась я, — а вам надо относиться к нему с благодарностью, он спас меня своим безумием и любовью.
— Да, и не забыл воспользоваться, — усмехнулась мама.
— Я люблю его, любила и не переставала любить. Это я воспользовалась им, желая избавиться от дара. — Я посмотрела я на осунувшегося отца. — Папа, почему ты молчишь? Почему ты всегда молчишь? Ты тоже так думаешь? — с горечью спрашиваю я единственного своего защитника по жизни.
— Честно, мне стыдно в том, что я допустил нашу семью к развалу. Я жалею, что был повязан с орденом. Я всегда хотел в тебе видеть нормального ребенка.
— И ты сейчас в этом признаешься? — закричала в возмущении мама. — Получается, на фоне тебя я просто монстр.
— Нет, София, ты не монстр, но изначально ты все делала, чтобы Валя была такой, какая она есть с ее даром. Я просто хотел иметь ребенка... ты хотела именно ее, — подавляет отец своим громким раздраженным басом маму.
Назревшая между ними проблема прорвалась, и сейчас в их взглядах я увидела холод и ненависть друг к другу.
— Хватит! — закричала я. — Какая разница? — продолжаю кричать я, обращая их разрушительный гнев на себя. — Я вам благодарна, вы мои родители, других у меня не было, я вас люблю.
— Дочка, — смягчилась мама в слезах.
— Что такое семья? Это любовь, у меня она была, мне долгое время хватало вашей теплой любви, бережной заботы, но я выросла, мне вашей любви стало мало, и появился Егор. — Мама недовольно закатила глаза, я усмехнулась над ней, как над маленьким ребенком. — Вспомните о своих родителях, кстати, которых я почти не знаю...
— Мои умерли, когда ты была совсем маленькой, — пробубнил папа.
— Но они же были? И воспитывали вас? Представь, мама, что твои родители ненавидели папу за то, что он тебя полюбил. Так было?
Мама отрицательно покачала головой, папа мило улыбнулся.
— Вы настолько привыкли к ненормальной мне, что подумали, что жить отрешенными — это нормально. У нас, по сути, нет семьи. Папа, у тебя есть родной брат, кажется, Данил, а у него два сына. Я их помню и видела. Ты с ним общаешься?
— Редко, — пожал плечами отец.
— А тетя Люся, у нее муж то ли Владислав то ли Бронислав, не важно. Мама, она твоя сестра, причем очень похожа на тебя. Вы из-за меня оттолкнули близких?
Родители молчат, подтверждая мою правоту.
— Я была одаренная, но не больная, — разочарованно улыбаюсь я. — Вы можете сейчас ненавидеть друг друга, обвинять и вдребезги разбить остатки хороших отношений либо принять меня, только уже не одну.
Я выдержала паузу, родители все больше переглядываются друг с другом.
— Он хороший, и любовь к нему я строила по подобию вашей, он не заслуживает ненависти только потому, что полюбил меня. Я хочу семью, возможно, в будущем детей, — залилась я краской, подумав об этом, — а у вас в доме будут детские крики ваших внуков, если, конечно, вы примете мою большую семью.
Мама захлюпала носом, кутаясь в шаль. Отец через стол подает ей руку, с любовью улыбнувшись.
— Передайте ордену, что я лишилась дара, я им не нужна, вам даже врать не надо, — прошу я.
— Думаю, нам тоже нужно время, чтобы привыкнуть к твоему решению. Мы долго привыкали к твоему дару, и привыкнуть к твоему новому статусу понадобится тоже время, — через слезы, но с улыбкой говорит мама.
— А я думаю, что мы воспитали очень мудрую дочь, — с гордостью подчеркивает отец.
Я собрала вещи, которые мне понадобятся на первое время, и сменила это ужасное платье. Мне хотелось предстать перед Егором в чем-то необычном, и среди всех своих скромных платьев я выбрала самое нескромное, которое я бы не осмелилась надеть раньше. Легкое терракотовое кружевное платье, слегка присобранное на поясе, оголенные руки и красный строгий воротник. В качестве дополнительного аксессуара я надела тонкий красный ремешок. Посмотрев на свои красные балетки, я представила себя Дороти, которая постучит пяточками друг об друга и окажется там, куда лежит ее душа, в моем случае — к Егору.
— Я обещаю, что это не последний мой визит...
— А мы обещаем все, все обдумать, — крепко, как в прежние времена, обнимает меня мама, а папа нас обеих.
Выйдя из подъезда, я приятно удивилась, взглянув на балетки, я и впрямь поверила, что они волшебные. Опираясь на капот своего «фольца», стоит Егор и, сведя брови, внимательно смотрит в большой планшет. Если бы не его строгий костюм, я могла предположить, что это картина из прошлого. Поставив сумку, я тихо крадусь к нему. Он, подняв голову, быстро оценивает меня взглядом и улыбается, откладывая планшет на капот. Не думая ни секунды, он встает и заключает меня в жаркие объятия.
— Я соскучился, — жадно целует он меня в губы.
Я чувствую, как по телу растекается желание.
— Как ты... — пытаюсь я сказать сквозь поцелуй.
— Старая привычка, — не дает он мне договорить, целуя в шею.
Его прикосновения резонансом уходят вглубь меня, рождая во мне возбуждение и воспоминания нашей страстной ночи.
— Только прокатишься по городу? — ворчит он.
— Я заехала за вещами...
— Валь, им можно доверять? — отрывается от моих губ и указывает на дом родителей.
— Если я не дам им шанс, то не узнаю, — улыбнулась я, пожимая плечами. — Я их люблю, как бы то ни было. Егор, у меня необычная просьба, — робею я.
— Я слушаю.
— Продай мою машину, — вложила я брелок с ключами в его ладонь.
Он посмотрел на «мазду», потом на меня.
— Ты хочешь другую машину?
— Нет. Я вообще не хочу машины. Я хочу передвигаться общественным транспортом, наслаждаясь обществом разных людей, — произношу я и встречаюсь с его холодным задумчивым взглядом. — Егор это моя мечта — зайти в автобус не чувствуя тошноты и разрывающий боли.
— Но зачем продавать, мы можем поставить ее в гараж? — непонимающе спрашивает он, сжимая ключи в кулаке.
— С прошлым все, она мне была дорога из-за тебя, в ней я думала о тебе, мечтала о нас, а теперь ты рядом, — печально произнесла я. — Помоги, пожалуйста, у самой рука не поднимется.
— Валя, но общественный транспорт, — недоверчиво произносит он, — это вообще безопасно?
— У меня есть ты, — улыбнулась я, — к тому же мне надо изучить рынок, с которым я буду работать
— Ах, лиса, — буркнул он, — садись в машину, обещаю все обдумать.
Я послушно сажусь в машину. Пока Егор убирает мои вещи в багажник, я рассматриваю знакомого золотого орла с распахнутыми крыльями, который на моей цепи висит на зеркале. Я толкнула его кончиком пальца, он словно полетел, а меня кольнула вина за мой уход.
— Не думай об этом, — садясь в машину, перехватил мой взгляд Егор, — это всего лишь медальон, — одним движением он перехватил летящую птицу в кулак, оставляя недвижимым.
— Хорошо, — соглашаюсь я, мы начинаем все заново, поэтому должны смириться с болью прошлого.
— Валя мне тоже нужна твоя помощь, — серьезно начал он, сдерживая улыбку.
— Конечно...
— По легенде, созданной Димоном, ты год провела в Америке на учебе. И сейчас мои родители узнали, что ты вернулась...
— В смысле? — растерялась я.
— Прошу, ради меня поддержи легенду, им ни к чему знать о нашем разрыве, — серьезно произнес он. — После того как ты была на дне рождения, отец просто влюбился в тебя. Он видит только тебя рядом со мной, постоянно спрашивает, маме ты тоже понравилась. Мне было тяжело, и я не посмел сказать, что ты ушла, а про Америку само как-то сложилась.
— Егор, это очень глобальное вранье, — напряглась я. — Хорошо, — несмело улыбнулась я.
— Спасибо, на заднем сиденье твои подарки для родителей, — показал Егор на красный и синий бумажный пакет.
Мы поехали к родителям. Чтобы мое вранье было убедительнее, хоть мне это очень противно, я подробно расспросила про то, где я была — оказывается, в Нью-Йорке, по обмену училась в институте психологии и жила в приятной семье Симсов. Я посмотрела на подарки, которые якобы я там же купила. В синем пакете лежал приятный на ощупь коричневый кашемировый свитер. И пачка сигар. Я удивленно посмотрела на Егора.
— Он их не курит. Так, для престижа, оближет и уберет в ящик стола, — усмехнулся Егор.
Я посмотрела в красный пакет, где лежала перламутровая коробочка духов и легкий тигровый шифоновый шарф.
— У мамы страсть к шарфам. Она их причудливо повязывает к разным нарядам.
— Егор, ты очень внимательный сын, — умиляюсь я над ним и рассматриваю подарки. — Они правда из Америки? — воскликнула я, найдя этикетку.
— Я правда был в Америке, якобы у тебя в гостях, но уверяю, среди всех разноцветных американских девушек такой, как ты, — нет, — засмеялся он.
— Сумасшедший, — захохотала я, подумав, сколько он сделал ради нашего будущего и через что прошел, стало немного грустно, но он поддерживает мое настроение задорным смехом.
— Было ради кого, — тихо произнес он.
Я успокаиваюсь и достаю из сумочки свой белый телефон, который целый год пролежал на столе в моей комнате.
— Егор, теперь ты можешь мне позвонить, — покрутила я телефон.
Он молниеносно вырывает телефон из рук и выбрасывает его в окно. С моего лица сползла улыбка, и я застыла в ужасе.
— Валя, орден! — рявкнул он, видя мою озадаченность. — Тебя может пасти орден, новый аппарат для тебя уже дома.
По спине пробежал холодок от того, что Егор прав, а я настолько невнимательная и бестолковая, что на эту мелочь не обратила внимания.
— Спасибо, — расслабляюсь я, — а ты был дома?
— Конечно... заехал за тобой, привез телефон, а той, которая обещала только прокатиться по городу, не оказалось дома, — ворчит он. — Представляешь мое удивление?
— Ты же меня нашел? — виновато улыбаюсь я.
— Нашел, — недовольно буркнул он, поглядывая на меня, усилено подавляет улыбку.
Мы добрались до места. Я волнуюсь, как в первый раз, цепляясь за руку Егора, а он, наоборот, сияет в довольной улыбке.
— А вот и мы, — произнес он, когда мы вошли.
Как по сигналу, на призыв Егора нас окружила волна любви и добра. Родители Егора вышли встречать нас к порогу, и первым делом я оказалась в крепких объятиях Владимира Сергеевича. Этот седовласый мужчина, в чьем лице я узнаю Егора, осыпал меня теплыми и ласковыми словами. Как по эстафете, я перехожу к обниманиям с Анной Григорьевной, очень внимательной и заботливой.
Как снежный ком, пламенный обмен приветствиями переносит нас из коридора на кухню, где накрыт богатый стол с салатами, морепродуктами, и запеченной уткой в центре стола. Егор пожимает плечами, будто он тут ни при чем. Я все больше и больше теряюсь в домашнем уюте и жалею, что мои родители не видят яркого примера семейного счастливого быта.
Мы рассаживаемся за стол, совершенно неожиданно появился виновник моего лицемерия с красивой черноволосой девушкой, которую я видела в парке.
— Друзья, друзья, — стучит по бокалу Владимир Сергеевич и встает во главе стола, — мы собрались по радостной причине. Мне сегодня позвонил сын и сказал, что наша будущая невестка вернулась...
Он тепло посмотрел на меня, я скромно опускаю глаза, стараясь забыть про плохое и поверить в то, что я правда вернулась к долгожданной семье.
— Мы с Анной просто не могли пропустить и решили отпраздновать. Валя, с возвращением, надеюсь, ты и дальше будешь делать нашего сына счастливым.
В звоне хрустальных фужеров благословляется наш союз и укрепляется, обжигая губы сладким вином. Я смущаюсь и тут же смеюсь от счастья, от теплоты красивых слов, от нежных взоров, от того, что среди нас нет боли и заботы, от того, что на моей руке засияло кольцо, символизирующее, что я теперь невеста.
— Возможно, это банально, — улыбнулся Егор, держа меня за талию, — но одна милая девушка сказала, что то, что для меня кажется обыденным, для нее может оказаться новым и необычным.
— Эта девушка права, но мне кажется, ты слишком торопишься, — улыбнулась я.
— Будь моя воля, ты давно была бы моей женой, — ухмыльнулся он.
— Егор! — закричал Дима, подходя к нам. — Ну хватит обжиматься, голубки. — Егор одарил Диму недовольным взглядом. — Ты мне очень-очень нужен, будешь судьей в нашем споре с Владимиром Сергеевичем, — Дима тянет за собой Егора.
Он, закатив глаза, идет за ним, я провожаю их улыбкой. Через минуту от них исходит шум и хохот, Дима вскидывает руки в разные стороны, Владимир Сергеевич серьезно скрестил руки на груди, Егор, смеясь, покачивает головой, одним словом — мальчишки.
Я подружилась с девушкой Димона, Викторией. Она оказалась милой девушкой и, как многие девчонки, любит секретики, и она поведала мой секретик. Мой коллега по вранью — Дима — рассказал ей, что когда я вернулась с Америки, то застукала Егора с Машей, отсюда драма в парке. Вика восхитилась тем, как я просто простила Егору измену. Вот так моя легенда с легкой фантазии Димы стала классической и обыденной и я в ней главная жертва. Я вежливо попросила Вику никому не рассказывать о том, что случилось в парке.
На всем протяжении прихода Вики я лицезрею удивительное зрелище, которое пытаюсь осознать. На фоне ее обтягивающего темно-зеленого шелкового платья играют два живых ярких огонька голубой и розовый. Они пульсируют и то уходят вглубь ее живота, то выглядывают наружу, кружа в хаотичном танце. Я очень долго разгадывала ее секрет, и вот, когда мальчики заняты спором, я осмелилась с ней поговорить об этом.
— Извини, Вика, это не мое дело. А Дима знает? — тонко намекаю я.
Она, слегка розовея, опускает черные глаза.
— Нет еще, что так заметно?
— Ну, он, может, еще и не понимает, но скрывать скоро не будет смысла.
— Валя, это же реальный залет, — нервно вздохнула она, — а если он будет против?
— Он кажется с виду немного деревянным, но он будет счастлив, — утешаю ее я.
— Думаешь?
— Думаю, да, — подбадриваю ее я, — а если вдруг нет, то у мужчин бывает посттравматический шок и они не сразу воспринимают свою радость. Так или иначе, у вас будет все хорошо.
— Валя, поверю тебе, как психологу
— О чем шепчетесь? — вторгся в наш разговор Егор.
Я довольно прикусила губу. А Вика тем временем пошла к Диме и, завораживая его ласковой улыбкой, уводит на балкон. Через окно я вижу, как Дима задумался, потом растекся в улыбке, расцеловывая любимую, и я поняла, что у Вики все получилось.
«Видишь, Валя, ты и без дара, можешь помогать людям», — довольно ухмыльнулась я сама себе.
— Малышка, может, домой? — возвращает меня в реальность Егор.
— Нет, нет, — подходит к нам Анна Григорьевна, — мы с Валенькой еще пообщаемся.
— Да, я согласна, — поддерживаю я ее, проявляя взаимную вежливость, — расскажите мне что-нибудь из детства Егора, — любопытно произношу я, лукаво смотря на Егора.
— Что ты, даже покажу, — засмеялась она.
— О нет, — закатывает глаза Егор. — Это без меня, я пойду обсуждать бизнес с отцом, — недовольно фыркает он. — Валя, не верь ей, я был послушным примерным ребенком
— Ну конечно, — с иронией засмеялась Анна Григорьевна, качая головой.
Мимо Егора промчалась Виктория, чуть ли не сшибая его с ног, и сразу ко мне, радостно меня обнимая.
— Валя... он рад, — спешно говорит она.
Я улыбаюсь, осторожно подсматривая за ее огоньками в животе. Анна Григорьевна недоуменно смотрела на нас и Вика шепотом ей подает намек, что она скоро станет мамой.
— О, детка, — воскликнула Анна Григорьевна, — это такое счастье!
К Егоровой компании присоединился Дима, они оживленно что-то обсуждали, стоя у окна. Мама Егора ненадолго исчезла из поля зрения. Я заботливо собрала грязную посуду и сложила в раковину.
— Валя, брось посуду, — заворчала Анна Григорьевна, которая показалась в кухне, держа в руках стопку матерчатых книг.
Оказалось, что это семейные альбомы. Мы кружком сели вокруг альбомов и стали рассматривать. Анна Григорьевна давала короткие комментарии к каждой фотографии, где Егор в садике, а где у елки в костюме отважного пирата, первый класс и общее фото класса на которой Вика обнаружила своего Диму. Так страница за страницей я погружалась в шаловливое детство своего любимого и бесконечно влюблялась в него, как будто он всегда был частью моей жизни.
Несмотря на то, что мы находимся в нескольких метрах друг от друга в разных частях комнаты, невидимые нити притяжения часто объединяют наши взгляды.
Я вновь погружаюсь уже в юность Егора и через фотографии узнаю его мир. Мама Егора с любовью и нежностью рассказывает некоторые моменты из их жизни, и я понимаю, что он всегда шел наперекор чужим советам, опираясь только на свой жизненный принцип и темперамент, отличался изрядным упрямством.
Почувствовав горячую ладонь на плече, я подняла голову и увидела Егора. Он сдержанно улыбнулся, глядя на наш девичник.
— Ох, хватит терзать мое детство, — громко возмущается он.
— Егор... хождения по прошлому — это великолепно, — упоенно произносит Анна Григорьевна, показывая на цветные фото.
Он сконфузился, увидев себя подростком.
— Я украду свою невесту, а у вас впереди будет много времени попромывать мне косточки, — язвит он, взяв меня за руку.
— Ну, хорошо. Валя, мы еще вернемся к этим альбомам.
— Непременно, — подбадриваю ее я, но Егор, держа меня за талию, настойчиво выводит из кухни и ведет по коридору.
Я узнаю эту комнату, глобус на книжном шкафу, модель самолета в воздухе, это первое, что я запомнила после пробуждения адреналином.
— Егор, после вина у меня в голове все кружится, как на карусели, — смеюсь я, увлеченная его объятиями.
Он безмолвно кладет руки на мою талию, крепко прижимает к себе и начинает медленно покачивать из стороны в сторону.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, отдаваясь его движениям.
— Танцую...
— Но музыки нет, — улыбаюсь я.
— И не надо. Даже находясь с тобой в одной комнате, я безумно скучаю, — тихо произнес он, наклоняясь к моим губам. — Впервые в жизни я позавидовал Диме.
— Егор, почему ты торопишься? Нельзя насладиться вкусом напитка, делая большие глотки. Если бы я могла на минуту пустить тебя в свое сердце, ты бы увидел, что я вся полностью принадлежу тебе, и тебе незачем бояться. Просто расслабься и наслаждайся нашей близостью.
Он резко отталкивает меня от себя, но удерживает за руку над головой, кружит и резко вовлекает в свои объятия, подняв меня над полом, он делает круг вокруг нас, опуская на пол. Под его весом я прогибаюсь в спине назад, и он целует меня в вытянутую шею, оставляя легкий трепет на коже. Все кружится перед глазами, он заботливо меня поднимает, прижимаясь лбом к моему лбу.
— Без музыки может получиться танец, главное чувствовать, ведь так? — ласково спросил он. — Так и у нас, мы должны чувствовать друг друга без слов, чтобы получался танец жизни. Я научусь доверять тебе, обещаю. Я псих, — поморщился он, — но обезумел я от тебя, поэтому потерпи мои закидоны, родная. Они пройдут. Главное, будь со мной.
— Конечно, — провожу расслабленной ладонью по его щеке, утешая его, — теперь я твоя невеста...

Исцели меня Место, где живут истории. Откройте их для себя