Дикий огонь

Глава 51

После вчерашней близости даже заданный вопрос был подчеркнуто уверенностью и лукавым выражением лица.

Тан Суоянь посмотрел на него:

- Будь благоразумен.

Тао Сяодун вскинул бровь и услышал, как Тан Суоянь сказал:

- Если бы не я, то то, что они тебя обожают, было бы спорным вопросом.

- Пф...- Тао Сяодун вытер воду с лица, его плечи тряслись от смеха.

Верхняя часть его тела была обнажена. Когда он наклонился, чтобы вымыть лицо, спина прогнулась, талия и живот выгнулись внутрь, мышцы и кости прочертили борозды до пояса, а дальше они были безвольно скрыты. Там, где пальцы Тан Суоянья вчера слишком сильно сжимали его таз, еще оставались слабые пятна, дразняще поблескивая, синяки, наполовину скрытые под поясом.

Теперь, когда он, смеясь, облокотился на каменную стойку, его талия, спина и живот повторяли движения, а живот напрягался.

Каждое его неосознанное действие источало сексуальную привлекательность, даже если бы он просто умывался, надевая джинсы.

Тан Суоянь протянул руку, чтобы ухватиться за бороздку на брюшной мышце рядом с бедром, и сказал:

- Ты нравишься всей семье.

Тао Сяодун был вне себя от восторга. Этот день рождения был проведен с пользой, он получил очень многое.

После обеда они отправились на обед к родителям Тан Суоянья и провели у них несколько часов. Оба профессора отличались мягким нравом и всегда оставляли место для разговора, поэтому беседовать с ними было легко. Это была обычная болтовня, они не поднимали сложных тем. Они вспоминали детство Тан Суоянья, рассказывали о цветах, за которыми много лет ухаживали на балконе.

Этот обед сильно отличался от предыдущей встречи. Теперь его статус был законным, в отличие от "будущего парня", которым он был раньше.

Тао Сяодун был самодовольным и наглым только наедине с Тан Суояньем. Наедине он оставался очень сдержанным. Такой уж он был человек: уравновешенный и неприметный.

Тао Сяодун сказал, что ему нравятся травы, которые смешивает мать Тан Суоянья, и в результате получил занимательный разговор о нотах аромата и прочем, в котором он, в сущности, ничего не понял. В конце концов, Тан Суоянь сказал: