Клятва ненависти

Глава 15

Техен

— Техен, — позвал мой отец, пока я шел по коридору, прочь от бального зала, подальше от всех.
Я остановился, сжав кулаки.
— Да, отец?
Он подошел ко мне и встал передо мной, блокируя мой побег.
— Где Дженни?
Я вздрогнул при звуке ее имени.
— Не знаю, — прохрипел я.
Его глаза превратились в щелочки, а челюсть сжалась так, что должно было быть предупреждением. Но мне уже было все равно.
Дженни Спенсер поставила меня в тупик, и я был чертовски сбит с толку. Я должен был ненавидеть ее; Я все еще ненавидел – но какого хрена у меня сердце болело, когда я смотрел на нее?
Тридцать дней и тридцать ночей с Дженни, и теперь я сомневался в своих чувствах к ней. Какая ирония. Я поклялся сделать ее жизнь несчастной, но она стала моим кошмаром. Я был монстром, она - злодейкой. Какая же мы были пара.
— Нельзя просто так оставлять гостей. И ты, и Дженни вышли из бального зала, и гости будут говорить, — сказал мой отец хриплым предупреждающим голосом. Я мог видеть, как он контролирует свой темперамент.
Он знал, что все это было уловкой — этот идеальный образ Дженни и меня как пары.
Но как долго мы с Дженни могли поддерживать этот фасад, когда мы не могли провести и дня, не превратив наш брак в поле кровавой битвы?
Между мной и Дженни было слишком много истории — наше прошлое слишком переплелось с нашим настоящим, чтобы у нас было лучшее будущее. Моя ненависть и ее раскаяние. Ее печаль и мой гнев.
Я глубоко вздохнул и скрыл свои эмоции, придав отцу спокойное и уравновешенное выражение лица. Я был Техеном Спенсером — человеком сдержанным. Не имело значения, что у меня была жена, из-за которой я чувствовал себя таким неуправляемым, меня нужно было сдерживать.
— Ты можешь просто сказать им, что Дженни плохо себя чувствует, поэтому мы уходим на пенсию пораньше. Я должен заботиться о своей жене, — сказал я.
Его брови нахмурились.
— Это послужит поводом для еще большего количества сплетен.
Я провел рукой по волосам и впился пальцами в затылок, массируя там напряженные мышцы.
— Что за сплетни?
— Ты чертовски хорошо знаешь, о чем я говорю, — прорычал мой отец.
Осознание пришло ко мне слишком поздно, и я кивнул. Верно. Слухи о беременности.
— Разве так даже не лучше? Какое еще доказательство того, что мы с Дженни счастливы в браке, кроме новостей о ребенке? Пусть сплетничают. Это будет держать их занятыми, пока мы не будем готовы объявить хорошие новости.
— А когда это будет? — ледяным тоном спросил он, скрестив руки на груди.
Черт возьми.
— Я знаю, что я должен делать, чего от меня ждут - и Дженни, и я. Когда придет время, это случится. Ты узнаешь об этом первым, — проворчал я, и слова приобрели кислый вкус на моем языке, и я проглотил их, чувствуя, как они обжигают горло.
— Ребенок — это благословение, — сказал мой отец.
Я усмехнулся, но он свирепо посмотрел на меня, и я благоразумно заткнулся. Мой отец был практически на смертном одре, и у меня не было ни сил, ни мужества спорить с ним.
Он хотел увидеть своего внука перед смертью, и я бы предоставил ему это – не имело значения, как сильно мне было больно это делать. Ярость гноилась под моей кожей, питаясь моей плотью и проникая в мои кости, в самый мозг того, кто я есть.
— Это не работа, Техен, — сделал выговор мой отец, и я выгнул бровь в ответ. — Ребенок — это физический символ любви пары. Это нужно ценить, и беременность — это время, которое связывает будущих родителей. Это будут интимные девять месяцев. Тебе придется заботиться о ней.
Трахать Дженни — это одно.
Забота о ней требовала от меня слишком многого.
Так или иначе, у нас с Дженни была сделка.
— У нее много людей, готовых заботиться о ней и служить ей. Я ей не нужен.
Отец раздраженно издал горловой звук.
— Нет. Ты должен заботиться о ней. Ты не нужен Дженни, но она будет хотеть тебя. Между этим очень большая разница.
— Почему ты говоришь мне это? — Я выстрелил в ответ.
— Потому что мне нужно, чтобы ты понял, что твоя работа не заканчивается в тот момент, когда Дженни забеременеет. Тогда начинается твоя настоящая работа в качестве ее мужа и отца.
— Дженни и я заключили сделку…
— Меня не волнует твоя сделка с Дженни. — Он ткнул меня пальцем в грудь. — Ты. Женат. У тебя есть обязанности. Ты хочешь быть президентом Соединенных Штатов? Что ж, угадай, что — сначала придумай, как сохранить свой брак, прежде чем пытаться сохранить вместе целую чертову страну. Я ни на секунду не сомневаюсь, что у тебя есть все качества, необходимые будущему лидеру, и ты способен быть кем-то большим, кем-то с большой властью — но прямо сейчас? Ты всего лишь раненый. Расставь свои приоритеты, Техен. Пока не поздно.
Мой отец топнул прочь, и я остался с опустошенной грудью, ноющим сердцем и его жестокими словами, эхом отдающимися в моих ушах.
Впрочем, он был прав — в каждом его слове звучала горькая правда.
Сжав кулаки по бокам, я зашагал прочь — дальше в тени темного коридора.
Женитьба на Дженни была больше, чем договоренность между двумя семьями. Это был мой акт мести, но через семь месяцев после нашего брака я начал видеть другую версию своей жены. Я ожидал надменную наследницу. Я думал, что ее искупление было только игрой. Чтобы люди пожалели ее.
Но вместо этого я оказался со вспыльчивой женой; сломленная Дженни, которая была глубоко в своем несчастье, ее раскаяние было уродливым и грязным. Она молча страдала, а я радостно наблюдал за ней.
Пока ее боль не стала моей собственной — я даже не осознавал этого.
Как? Я не знаю.
Она сводила меня с ума.
Она сбивала меня с толку.
Дженни оказалась не той женщиной, которой я ее себе представлял.
И я был потерянным моряком во время шторма — мое сердце потерпело кораблекрушение, и я тонул.
Долгий миг спустя я оказался в восточном крыле, как будто я был всего лишь марионеткой, которую таскает за ниточки кукловод. Прямо здесь, черт возьми.
Меня не должно было быть здесь – не тогда, когда я был в таком состоянии, но я оказался на пороге ее спальни. Неохотно. Бессознательно. Словно меня позвало сюда что-то невидимое – неосязаемое. Я судорожно вздохнул, чувствуя, как мое сердце колотится в груди.
Какая чертовская ирония, что женщина, которая была причиной моего мертвого сердца, также стояла за моим невыразимым утешением.
Ее дверь была слегка приоткрыта, и когда мое внимание привлекли приглушенные голоса, я наклонился вперед, заглядывая внутрь.
Первое, что я увидел, была Дженни, сидящая на кровати спиной ко мне.
С мужчиной, стоящим над ней. Человек, которого я не узнал.
Выражение его лица превратилось во что-то похожее на страдание. Что-то было в том, как он смотрел на нее, или в том, насколько комфортно Дженни чувствовала себя в его присутствии. Они были похожи на старых друзей или даже больше - на кого-то важного друг для друга - это было написано на языке их тела. Как привычно они чувствовали себя в присутствии друг друга.
Моя рука сжалась на дверной ручке, когда он одарил ее горько-сладкой улыбкой.
— Ты знал? Что Наен была беременна твоим ребенком? — прошептала Дженни.
Он резко покачал головой.
— Она не говорила мне, но я знал.
Мой мозг заикался на мгновение, пока меня не осенило. Что сказала Дженни. О чем они шептались.
Мое тело напряглось, кровь похолодела.
Нет. Этого не может быть.
Я отшатнулся от двери, но их голоса по-прежнему преследовали меня, как бешеная буря, проносящаяся по воздуху и пронзающая меня с такой силой.
Наен была беременна?
Моя грудь сжалась, и боль усилилась.
Блядь.
Проклятье.
Правда о моей любви была на вкус пеплом во рту. Я не мог дышать. Все это время я думал, что моя история любви — это какая-то трагическая история. Но моя любовь была какой угодно, только не чистой – она была запятнана.
Ни Дженни, ни кровь, которую она пролила той ночью.
Ее запятнала сама Наен.Моя гордость рассыпалась у моих ног. Моя любовь была ничем иным, как уродством. Моя история не была трагичной. Это была безрассудная первая любовь, и я был глубоко ранен собственной глупостью.
Каким же я был дураком.