Сашка и другие его таланты

Мой ночной кошмар

— Я перегнул палку? Перегнул, да?

— Да успокойся ты, все нормально.

— Как это нормально? Он увидит и даст мне в рожу своей лопатой.

— Да он никогда никого не бил!

— Ну вот, все бывает в первый раз!

Меня всего трясло, я буквально представлял свое распятие. И было из-за чего, как бы Ди не пыталась меня переубедить. Ведь он был учеником моих родителей, частым гостем на отцовских мероприятиях, входил в пятерку лучших студентов-филологов, приезжал к нам на лето со своими аморфными друзьями из литературной богемы, а теперь он мой преподаватель на курсах, куратор моих писательских работ, мой учитель, критик и ночной кошмар. И я, вместо своего тщательно вылизанного полугодичного труда, тошнотворного и ненавистного про горячие сердца в литературе золотого века, отправил ему спонтанный (и неуместно страстный) очерк про личную жизнь любимой советской писательницы, которая под псевдонимом писала в штатах философские труды и заводила романы со своими учениками. Последнему факту в целом и отводилась вся работа. О страсти, о любви, об отсутствии границ, о бескрайнем творчестве и абсолютном принятии себя. То есть обо всем, к чему я ни имел никакого фактического отношения.

— Но написал ты все четко. Как будто шаришь.

— В том то и дело! А вдруг он решит, что я ему на что-то намекаю?

— А ты намекаешь?

— Нет!

Я взвыл от бессилия. Ди бросила на меня странный взгляд — она частенько так делала в последнее время, будто хотела о чем-то спросить, но не была уверена, хочет ли получить ответ.

Работы мы отправляли по почте, и я каждый день, как верный страж своего эмейла, проверял сообщения каждый час. Может, чуть чаще. Даже не я, палец дергался сам. Я уже обдумал разные варианты развития событий. От этой работы зависел мой итоговый балл за полугодие, и стоит ли говорить, что я отошел практически от всех норм и правил написания, когда ночью, вдохновленный безумием мысли Алисы Розенбаум, строчил сочинение о том, что гений должен развиваться в свободе выбора, свободе мышления. Этого я хотел и для своей жизни. Я должен был стать великим! И не только для себя — такова цена моего воспитания для родителей. Они не были со мной строгими, злобными или жестокими, просто властными и до жопы умными. От этого сочетания любое мое достижение казалось (мне) недостаточным, особенно на фоне любимчиков отца — его удивительно талантливых студентов.