big gift

Марионетка

Сынмин успел за последний час выпить восемь бокалов игристого, чуть было не вывернулся наизнанку от вида страстно целующихся Феликса и Чанбина, постоять на гвоздях, опробовать на себе руки мастера по искусству шибари, сделать порнографичное фото в этих плетениях и остаться с ними полуобнаженным и чуть пьяным. Настроение было потрясающим, а люди, на удивление, оказались невероятно открытыми и интересными.

— Сынмина-а, — пропел Феликс на ухо парню, — Хван начинает свое шоу, — Ли похлопал в ладошки, — оно заключительное, а потом автопати и потрахушки, — кажется вот-вот это солнечное нечто выпрыгнет из штанов.

— Хэнбокки, накопи силы для меня, солнечный, — томно в шею шепчет Чанбин, а младший дышит значительно чаще и его загривок покрывается мурашками.

— Боже, покажите мне этого вашего Хвана и снимите комнату, — закатывает глаза Ким, проводя пальцем под тонкой пеньковой верёвкой над ключицей.

— Ох, а ты так и жаждешь увидеть в деле своего будущего мальчика-красавчика, — хихикает Феликс.

— Так вы меня с ним свести хотите? — теперь в голове Кима все встаёт на свои места.

— О, да, пёсик, — поддразнивает Чанбин.

— Идём! — парочка перехватывает Сынмина под руки с обеих сторон и ведёт в закрытую секцию с клеткой.

Толпа закрывала обзор на комнату-клетку, где внутри всего два атрибута: крест и «козлик» с кожаной обивкой.

Как блуждающий по кругу лев, Хёнджин наводил круги по клетке, заглядывая каждому в глаза. Сынмин затаил дыхание, ведь, парень, совсем молодой — не намного старше его самого — выглядит чертовски идеально. Сын Афродиты, не иначе. Тут и спорить было бесполезно. Пухлые губы, утончённые черты лица, изящное тело. На парне ничего — лишь старые джинсы, как в блядском фильме «50 оттенков серого», голый торс, сухой и подтянутый, с тёмными ореолами и маленькими бусинами сосков. Сынмин сглотнул, когда мужчина резко хлестанул по своей ладони плёткой, какую использовали при скачке на конях. Захотелось, чтобы эта маленькая вещица шлёпнула по вмиг вставшим соскам. Сынмин сглотнул ещё раз, пока радужку его глаз ни съели зрачки, окрасив в чёрный. Хван усмехнулся, обводя каждого гостя взглядом. Еще один круг внутри клетки и он остановился напротив Сынмина. Глаза горели в прищуре, а припухлые губы приоткрылись, обворожительно усмехаясь и оголяя белые зубы. Какой-то неведомый огонёк горел в этих глазах цвета крепкого чистого виски. Хван читал Кима, точно заглядывал в душу, и доставал на поверхность все кинки и фетиши. От гляделок Сынмин затаил дыхание. Что-то незаметно для него щёлкнуло, вознеслось и осталось упущением для самого себя. Сынмин словил себя на мысли, что впервые так взбудоражен и несносно заворожен. Он забыл, как дышать, а в ушах давно стучало собственное сердце. Пухлые губы с малиновым отливом задвигались, но Ким вовсе потерял способность быть дееспособным. И, пока рука с плеткой ни взметнулась, отпечатавшись язычком о поверхность клетки, чем вызвала звяк и охи окружающей толпы, Сынмин вернулся в реальность.