третий ряд, тринадцатое место

11. Мне важно быть рядом

В тот же вечер в телеграмме появился чат, мы сухо обговорили детали и договорились встретиться дома у Марка, последнее меня кстати очень радовало.

День за днем я делала наброски проекта, а в голове зарисовки нашего вечера, предполагаемого интерьера дома, внешность его мамы и вид обоев в комнате.

Совокупность факторов и раздолье для воображения заставляли сердце трепетать. Единственным "но" была конечно Лиза, которая была хоть и приятной девушкой, но мое самолюбие всё-таки слегка задевала.

В вечер x я воспользовалась любимыми духами, надела любимую теннисную юбку и распечатала все заготовки по проекту. Проделанная работа, и моя продуктивность в любимом деле тоже играли немалую роль в моем поднятом настроении.

Марк жил не слишком далеко от микрорайона, где находилась наша школа. Это был небольшой, кирпичный частный дом. В первые секунды мой взгляд привлекла уютная веранда, немного похожая на беседку, желтый приглушенный свет фонарей, деревянные скамейки и столик.

Сам дом был очень светлый и чистый. Паркет покрывающий пол, однотонные стены, выполненные под дерево. Зеркала, хоть и не в таком количестве, в котором у меня дома, но они все же были.

Марк пригласил меня на кухню выпить чай, Лиза задержалась в пробке и нам прийдется  ее подождать. Круглый стол посреди комнаты, огромные окна, кухонная гарнитура из темного дуба, все это выглядело по-домашнему уютно.

— Вы тут с бабушкой? Ты хочешь сказать, что она одна тянула на себе весь этот дом?

— Нет, мы тут жили до переезда в Питер. У бабушки была своя квартира. Родители решили не продавать дом, поэтому мы просто сдавали его. Теперь, да, бабуля живет у нас, так... — он успел договорить.

Я видела, что Марку некомфортно об этом всем рассказывать, поэтому, решив перебить его, попыталась напомнить, что я тоже прошла через это, и он сейчас открывается понимающему человеку.

— Так удобнее, знаю. — я аккуратно опустила руку на плечо парня. — Когда болела моя бабушка, маме пришлось переехать к ней в квартиру, чтобы ухаживать, там уже было бесполезно что-либо делать, поэтому, дабы не беспокоить пожилого человека, она сама приехала и так сказать, делала последнее, что может.

Тут грустную ноту уже словила и я. Разделив с марком эмоции, я постаралась поддержать его и облегчить тяжелое бремя, которым он не мог ни с кем поделиться.

Так же неожиданно, как гром звучит среди ясного неба, Марк кладет свою ладонь на мою руку, которая лежит на его худощавом плече. Затем он притягивает меня в объятия и так по-детски утыкается носом в мою макушку.

Я слышу тихие всхлипывания, чувствую слезы, горечь и страх. Ему действительно страшно, панический страх, тихая истерика, сидящая в нем уже очень давно. Огромное множество подавленных эмоций прямо сейчас окутывают нас. Мы разделяем их. Я готова взять часть на себя. Я готова понять. Я понимаю.

Парень вжался в меня сильнее. Аккуратно поглаживая спину, стоящего близ меня мальчика, пытаюсь сказать банальные вещи, которые в таких ситуациях реально могут помочь.

— Все обязательно будет хорошо, ты и твоя бабушка очень сильные, вы обязательно со всем справитесь, все наладится. — важен не столько смысл слов, сколько голос человека, искренний и заботливый. Важно поверить, что ты не один, ты можешь отпустить эмоции.

Всхлипывания прекратились, из своих рук меня выпустил уже совсем другой человек. Я больше не видела в нем того Марка, с которым общалась на протяжении этих дней. Передо мной стоял тот Марк, который обнимал меня в школьном коридоре, которого я видела в библиотеке и который так неловко сбегал от меня под нелепым предлогом.

Приоткрытый рот, выступающие зубы, мокрые щеки и все те же глубокие, но красные глаза, смотрящие на меня с таким теплом и неловкостью. Ему было тяжело открываться, тяжело проходить через это.

Он боялся, но мне сейчас было важно снова дать понять, что все хорошо и что я уверена в своем спокойствии. Но я была не уверена. Что бы там ни было, я все еще хотела чтобы он не закрылся. Чтобы он все понял.

— Если ты хочешь, я буду рядом. Мне важно быть рядом. — последние слова звучали как признание, но я думаю, что сейчас он трезво не осознавал и половины.