двойной слепой метод

I. «Я буду говорить только в присутствии...».

— Это просто удивительно, — Рубинштейн чопорно сидит за столом из красного дерева, время от времени он поправляет свои «чеховские» очки-пенсне, копошится в многочисленных бумагах и вскидывает брови, отчего на лбу проступают характерные морщинки. — понимаете, Разумовский — уникальный случай. За все мои немалые годы практики это первый пациент, на которого не подействовал гипноз.

Гром сидит напротив. С равнодушным сонным прищуром и скрещенными на груди руками. Он давно уже пробежался по медкарте Разумовского и ничему не удивился. Разве что смена цвета радужки навеяла неподдельной жути.

— Ну, даже если и так, от меня вы чего хотите? — Вениамин на это улыбается с прикрытыми глазами, посмеивается.
— Не-ет, Игорь, вы дослушайте. Самое интересное — он ничего не хочет говорить. Наотрез отказывается. Категорически. Его может трясти, он может биться в припадках, орать — а ничего не скажет. Требует только одного.
— Чего же? — Игорь недоумевающе хмурится.
— «Приведите Грома» — говорит. «Только ему скажу» — и все тут.
— Вы хотите, чтобы я с ним...
— Да! — звонко перебивает врач. — Чтобы вы с ним поговорили. Это просто необходимо. Мы теряем время и кучу ценной информации. Можете просить что угодно.

Игорь потупляется и с полминуты молчит. Потирает подбородок, в какой-то момент цокает. Остроумно, сука.

Для него это предложение чересчур спонтанно, серьезно и непривлекательно. Меньше всего сейчас он хочет видеть Разумовского, но выбирать ему особо-то и не приходится. Его в любом случае, блять, заставят.

— Ладно, есть какие-то конкретные вопросы, которые я ему должен задавать? — от косвенного неохотного согласия на лице Рубинштейна вновь проскальзывает подобие улыбки.
— Нет, просто ведите себя максимально естественно.

Когда Игорь идет по коридору, в нем все кипит. Совершенно не ожидал он встречи с Разумовским, тем более в такой сомнительной обстановке. Для него это коктейль чувств — что-то вроде трепетности при назревающей встрече бывших одноклассников и характерной ненависти, из-за которой все эмоции будут фальшивы. Впрочем, ему не привыкать.

Голова забита мыслями из разряда «и чего ему надо», «почему я-то» и «насколько он вообще изменился». Бред. До этого момента Грома вообще не интересовала судьба Разумовского, наплевать как-то было. Но ключевое слово(сочетание), пожалуй, — до этого момента.