двойной слепой метод

III. «Парадокс (не)лгущего Пиноккио».

— Ты голоден? — неожиданно вбрасывает Гром.   Сережа уже успел задремать, поэтому он слегка подскакивает, когда слышит голос Игоря. 
— Немного. 
— Дома ничего нет, даже не знаю, что есть будешь. Хочешь, по шавухе возьмем сейчас? А утром что-нибудь придумаю.  

Будь Сережа помладше — подростком лет шестнадцати, — точно бы отказался со своей скромностью и продолжил бы мучиться с болями в голодном желудке. Но сейчас ему не шестнадцать, а есть адски хочется, поэтому он сдержанно кивает, начиная думать, что является самым настоящим «лишним грузом». 

Поворотник загорается, и авто сворачивает к нагроможденному объявлениями и вывесками ларьку шавермы. 
— Жди.  

Когда Игорь возвращается с пакетом, салон начинает наполняться запахом желанной еды. 
— Нам осталось минут пять, потерпишь, или тут откроем? 
— Дома давай. 
— Я тоже так считаю. — забавно, что Гром соглашается, да еще и с каким-то легким дружелюбием, что ли. — За испачканный салон меня точно могут прибить.  

***

Игорь ударяет по выключателю, и маленькая скудная люстра тускло загорается. Квартира небольшая, местами даже захламленная. Но для Сережи все будет лучше его прошлого места пребывания.
— Располагайся, можешь телевизор включить.

Под «телевизором» Игорь подразумевает старый пузатый кинескоп, покрытый толстым слоем пыли.
— Ну и раритет у тебя...— подмечает Разумовский.
— Громко сказано. Пощелкай пока каналы, я переоденусь.

Сережа измотан, настроения у него от усталости нет, поэтому он останавливается на первом же включенном канале. Картинка транслируется зернисто, не в самом лучшем качестве. Это какой-то документальный фильм про принцессу Диану, про ее жизнь и гибель. Одним словом — банальщина. Но Гром решает эту банальщину прервать, когда подходит с «поздним ужином» сзади.
— Ты знал, что Меркьюри* тайно водил ее в гей-клубы? — говорит он с усмешкой. Разумовский поворачивается, берет шаверму и вскидывает удивленно брови.
— А по-моему — это миф.
— Ну-ну, поговори мне тут еще. — Игорь присаживается рядом по-турецки.

Они едят, «заинтересованно» смотрят фильм, и обоим чертовски хочется что-то сказать, развить какую-то тему, однако оба не знают, что говорить и как говорить.

Игорь особенно мнется, но начинает в итоге первый.
— Я тебе на полу постелю, ты не против? Дам пижаму чистую, простыню и все такое.
— Не против, конечно, делай, как нужным считаешь.
— Отлично.
— Игорь...— уже не выдерживает Сережа. Гром смотрит рентгеновски, будто глазами пытается спросить «в чем дело?», и сам того не осознает. — спасибо...
— За что?
— Смеешься? Как минимум за то, что я сейчас не там, где должен быть. За то, что я ем сейчас нормальную еду и понимаю, как мало мне нужно, чтобы чувствовать себя комфортно. — уголок губ Игоря неожиданно дергается. Он потупляет взгляд. Шмыгает носом.
— Не за что, правда. Крепись, Серег. — Гром хлопает Разумовского по плечу — жест, который, по его замыслу, должен был подбодрить, но на деле чуть не выбил Сереже плечевой сустав.