розовые очки с черноволосой упали. она увидела, как Кислов грубо относился, как глаза закатывал во время прогулок с компанией, сквозь зубы болтал с ней.
позавчера была их последняя встреча, и последний в жизни знакомый Жаклин. она больше не планировала заводить новых знакомств и даже существовать. хотелось посвятить всю себя Иисусу Христу, и не думать о чем либо плохом.
×××
небольшая икона становится в угол комнаты на деревянную полочку, покрытую белой краской. она жертва одного спектакля, и ей не избежать это участи.
шмыгает носом, даже не обращая внимания на слабость в теле - видимо все же простыла.
устало опускает глаза вниз, спускается со стула, осторожно дабы не упасть. в квартире тихо и пусто, ведь больше нечем себя занять. в голове нет даже одной мысли, а если закрыть глаза, то большими буквами будет грубое обращение к ней. « щенок. »
начиная открывать полочки в шкафах и тумбах, Жаклин слышит как по линолеуму стучат небольшие лапки. Камея забегает в комнату, надеясь на кусочек лакомства.
девушка скорее всего, говорит сама с собой, но ей этого достаточно. - что моя сладкая? давай я приберусь, и тогда покормлю тебя.
собака охотно лезет под ладонь, чтобы её погладили, а после вновь убегает на лежанку. Лефевр подбирает резинку с края стола и завязывает длинные чёрные волосы, сегодня в планах масташбный разбор личных вещей.
« сколько я уже здесь, однако вещи все ещё не разобраны. » поднимает единственную коробку, про которую забыла несколько раз и удивляется, откуда она. усаживается на кровать и ставит картон около бёдер. содержимое даже было не запечатано, из-за чего знатно потрепалось, и валялось кое-как. на верхушке мелкого хлама валяется одинокая сломанная зажигалка, изначально не превернувшая к себе должного внимания, однако вглядевшись, черноволосая взяла её в бледную ладонь.
она взяла её на память, которая причинила много боли. оно того не стоило, однако забыть это уже не возможно.
- пусть лежит, мало ли. - ухмыляется сама себе, откладывает жигу на коленку. пусть общением с человеком сошло на нет, но воспоминания были приятные, когда та жила словно в последний день.
пара Библий, которые идут в отдельный уголок на полочках и несколько листочков, с личными письмами близким людям и старыми чувствами. Лефевр не знает, стоит ли читать их, ведь лишь взяв листы из тетради, руки мгновенно начинали потеть и трястись.
