MONOMANIA

Вера и отчаяние

Кромешная тьма, не позволяющая разглядеть собственные руки, давила на психику. Открывая и закрывая глаза, силясь хоть что-то рассмотреть, Гермиона прислушивалась к собственному организму. Все было плохо. Чертовски плохо, если говорить откровенно. Боль в груди не позволяла глубоко дышать, правая рука была вывернута под неестественным углом, ноги, сдавленные тяжелым металом оков, не слушались, а рана на животе снова кровила.

Окружающая тишина не позволяла чувствовать себя в безопасности. Не давала уверенности, что рядом никого нет. Слуховые галлюцинации заставляли резко оборачиваться, повреждая и без того травмированное тело. Принося очередную боль.

Сырость и запах гнили подсказывали, что находилась Гермиона под землей. В подвале. А может в темницах очередного древнего поместья, коих в магическом мире было слишком много. После войны большинство из них было непригодно для жизни, на восстановление требовались большие деньги, которых у министерства не было. Но вот удерживать пленницу без шанса на спасение они все еще могли.

Помещение, в котором она находилась, напоминало тюремную камеру, единственным выходом из которой была тяжелая металлическая дверь. Стены, каменные и влажные, не имели даже намека на окно или вентиляционное отверстие. Несколько сваленных в кучу вонючих тряпок служили постелью, а ржавое ведро в углу — уборной. Умыться или смыть грязь хотя бы с рук не представлялось возможным. Сумеречный свет рассеивался в пространстве, не позволяя разглядеть темницу детальнее.

Пошевелившись, Гермиона постаралась вернуть правой руке верное положение, но лишь сдавленно простонала от пронзившей тело боли. Была бы под рукой волшебная палочка, все легко можно было бы исправить, но заветный артефакт был сломан и выброшен уже... сколько? Несколько дней, а может недель назад?

Изредка Гермионе приносили еду. Если это можно так назвать. Черствый, покрытый мхом плесени кусок хлеба и пара глотков ржавой вонючей воды с примесью нескольких капель восстанавливающего зелья. Тогда же посетитель чарами очищал ведро. Это были единственные моменты, когда в руках своего тюремщика Гермиона видела палочку. Все остальное время он, или они, находились без нее.
Если считать, что кормили Гермиону раз в день, а по ощущениям и того реже, то выходило, что заперли ее одиннадцать дней назад. И ровно столько же раз ее избивали, резали и ломали. Лекарства хватало лишь на то, чтобы она продолжала жить, оставляя при этом боль и страдание.