Unborn love

Глава 3. Солнечный октябрь

Одиночество медленно добивает. Невольно представляешь себя единственным выжившим после кораблекрушения. Плывешь по бескрайнему океану на жалком плотике, который смастерил из дубовой двери и верёвки. Теперь понимаешь Розу из фильма "Титаник". Лежишь, любимого потерял и пытаешься дозваться хоть кого-то, чтобы спасли. А тем временем тело все холодеет и холодеет. Почти сосульки с носа свисают. Горло стынет и уже ни кричать, ни звать кого-то сил нет. Надеешься и веришь только, что жалкий знак, который ты все пытаешься подать хоть кто-нибудь среди этой ледяной глуши услышит, поймёт и придёт. Доплывет и спасёт.

Но по сравнению с полным — абсолютным — одиночеством, ощущается оно и относительно. Становишься росточком — маленьким саженцем — среди огромных, высоких деревьев. Все тянешь к ним свои жалкие тонкие ветви, а они не замечают. Да даже если заметят, то только ветер склонит их. И то не надолго. И ветер этот — жалость. Та противная мерзкая жалость, которая возникает в каждом, при виде бродячего котёнка или человека в коляске. Да вот только в отличие от котёнка, тебя домой не понесут. А в разрез с инвалидом, не помогут. Даже не посочувствуют твоей беде. Твоему жалкому одиночеству. Полицемерят немножко, скажут, мол "да пройдёт это все. Найдёшь ты ещё кого-то". А сами, если вдруг заикнешься: "Ну, мы же просто друзья" или "между нами ничего нет".

Противно.

Надоело.

— Чанбин-хён! Ты идёшь есть? — в комнату Со забежал юный мальчик, на вид, лет десяти. Когда-то, ещё ведомый той самой жалостью, Чанбин спас его от смерти, превратив в вампира. И, пожалуй, это был единственный вампир из всей проклятой семейки, кто всегда помогал, но никогда не доставал вопросами, — Хён? Все хорошо?

— Да, Сонхва, — Чанбин улыбнулся. Чуть не забыл, как это делать с этой депрессией, — Я уже иду.

За большим круглым столом, словно рыцари короля Артура, собралась стая нечисти. У всех идеальная кожа, без пятен, шрамов... У всех поголовно идеальные волосы, без седины и даже заломов. У всех идеальное здоровье, нет никого с плохим зрением, кривыми зубами или подводящим слухом. Куклы — не иначе.

— Ты слишком медленный для вампира, — заметив Чанбина проговорила девушка, похожая видом на подростка.

— Заткнись, Дженни, — Со плюхнулся на стул неподалёку от девушки.

— Чанбин, что за манеры? Извинись перед сестрой, — женщина, называвшая себя матерью семьи, поставила перед Чанбином стакан и налила алой крови. Со поморщился. Придётся пить, альтернативы нет.