Unborn love

Глава 1. Одиночество в Кёнджу

Осень тысяча девятьсот девяносто седьмого года принесла в Кёнджу довольно неприятную погоду. Слишком много мелких, но холодных дождей, которые сопровождались противным пронизывающим три слоя одежды, ветром. На город часто опускался туман, не желающий сходить с раннего утра и до самого обеда. В обед, раз в час появлялось солнце, висело в небе пять минут, освещая холодную сырую землю, и пряталось обратно за густые темно-серые тучи, так и не прогрев каменные дорожки просторных широких набережных и деревянные настилы резных больших и маленьких храмов. Такая погода была довольно удручающей для большинства населения Кёнджу, ведь обычно осень сопровождалась яркими красками листьев, в лучах вечно не угасающего солнца, несмотря на стандартный климат города, который, к слову, никогда не отличался теплом и снисходительсностью к своим обитателям. Однако для некоторых жителей города осень была наилучшим временем этого года. Особенно этот холодный серый сентябрь.

Этими жителями, которые были рады депрессии погоды, было довольно большое семейство вампиров, которое на самом деле не имело в себе никаких кровных связей, кроме династии обращения. Стая поселилась на юго-восточном побережье страны, в городке Кёнджу. Климат этого города был в меру мягкий, влажный и прохладный, что не могло не радовать бессмертную семейку нечисти. Скитаясь каждые тридцать лет по городам и странам, они наконец вернулись в Корею, в родной дом, где каждый из них оставил частичку себя.

Одним из этих вампиров был довольно низкий, относительно роста остальной стаи, но по комплекции довольно хорошо сложенный юноша. Хотя юношей его назвать можно лишь внешне, как делали незнающие о его сущности люди. На деле же, от юноши у него были лишь двадцать семь лет, которые он праздновал уже не менее ста раз. И каждый раз на торте красовались лишние свечки, в шутку напоминающие, в который раз двадцать седьмое солнце отмеряет год жизни. Довольно интересная традиция, которая не даёт забыть о времени, проведенном в облике бессмертного существа.

Юноша этот, до превращения, а так же в первые лет тридцать вампирской жизни, был довольно весёлым. Он был рад, что стареть он не будет, его безупречная форма останется при нем, не уменьшаясь ни на миллиметр в бицепсе или другой мышце, а голос никогда не сломается и не станет по-старчески хриплым и скрипящим. Но уже после первой пережитой смерти близкого человека — его собственной матери, он понял, что долго так жить не сможет, как бы не старался. Остальные восемьдесят лет, что проходили до его возвращения в Корею, он проводил уже менее активно. Он скрывался от охоты, питаясь только любезно приподнесенной младшими собратьями кровью. Клыки сам практически никогда не показывал, скрывая их, словно выпустить — значит вспомнить о своём бессмертии, в то время как дорогие ему люди постепенно умирают, оставляя после себя лишь следы горечи и нескончаемой боли, которая, по идее, вампирам должна быть чужда, но по факту, усиленная вдвое.