Мистификация

Глава 2

Беатриса принялась разливать кофе, а близнецы встали из-за стола и отправились по своим делам: сегодня у них больше не было уроков. Элеонора торопливо выпила кофе и снова ушла на конюшню.
— Тебе сегодня понадобится машина? – спросил Беатрису Саймон. — Я обещал старику Гейтсу привезти ему телёнка из Вестовера. У него сломался фургон.
— Нет, я никуда не собираюсь– ответила Беатриса. С чего это Саймону вздумалось сделать старому Гейтсу одолжение? Обычно он не любит скучных дел. Уж не из-за дочки ли Гейтса, хорошенькой глупенькой Пегги? Гейтс, который арендовал у них Вигселл, самую маленькую из трёх ферм, частенько приставал с разными способами, но Саймон, как правило, не склонен был потыкать старому хитрецу.
— Вообще-то мне просто хочется посмотреть новый фильм с Джуной Кей. Он идёт в «Эмпайр».
   Любой другой принял бы на веру это сделанное с обезоруживающей откровенностью признание, но Беатриса хорошо знала, как искусно её племянник умеет подбросить в воздух два шарика, чтобы отвлечь твоё внимание от третьего.
— Тебе ничего не надо в городе?
— Если будет время, зайди на автобусную станцию и купи новое расписание. Элеонора говорит, что появился новый маршрут до Клера, который идёт через Гессгейт.
— Беа, ты дома? – раздался голос в прихожей.
— Миссис Пек, – сказал Саймон и вышел на встречу гостье.
— Заходи, Нэнси, – позвала Беатриса. — Выпьем вместе кофе. Все уже разошлись.
   Жена викария вошла в комнату, поставила на буфет пустую корзину и со вздохом облегчения села на стул.
— От кофе не откажусь.
   Когда в округе упоминали миссис Пек, всегда добавляли – «та самая Нэнси Ледингем», хотя прошло уже десять лет с тех пор, как Нэнси повергла в смятение высший свет, выйдя замуж за Джорджа Пека и «похоронив себя» в доме приходского священника. Когда Нэнси Ледингем впервые вывезли в свет, она стала не просто «открытием сезона», но и национальным достоянием. Дешёвые газеты наперебой трубили об её красоте. Может быть, прохожие и не влезали на скамейки, чтобы лучше её рассмотреть, но её появление не раз вызывало заторы на улицах. Если становилось известно, что она будет подружкой на свадебной церемонии, представителей власти за неделю начинала бить дрожь. Безмятежная прелесть Нэнси была настолько очевидна, что её не отрицали даже недруги. Спор мог идти только о том, выйдет ли она замуж за герцога или только за виконта. Пресса даже предсказывала ей брак с членом королевской фамилии, но в это, пожалуй, никто не верил. Её поклонники вполне удовлетворились бы титулом герцогини.
    И вдруг в разгар обсуждения в «Татлере» её блистательных брачных перспектив она вышла замуж за Джорджа Пека. Ошеломленная пресса, пытаясь как-нибудь объяснить этот пассаж потрясенной публике, лепетала что-то о всепобеждающей силе любви. Но Джордж совсем не подходил на роль героя фатального романа. Это был высокий худой человек с лицом сообразительного и симпатичного шимпанзе. Кроме того, как выразился редактор отдела светской хроники «Кларитона»: «Извольте радоваться – священник. Да я скорее сочиню романтическую историю о бетономешалке!»
   И широка публика предала Нэнси забвению – раз она сама так захотела. Тётка, которая вывозила Нэнси в свет, вычеркнула её из своего завещания. Её отец умер, потеряв надежду расплатиться с долгами. А её родной дом – большой белый особняк в парке – превратился в школу. После тринадцати лет замужества Нэнси Пек всё ещё была обворожительно красива и, говоря о ней, соседи всё ещё напоминали слушателям: «Та самая Нэнси Ледингем».
— Я пришла за яйцами, – сказала Нэнси, — но я не спешу. Так хорошо посидеть, ничего не делая.
   Беатриса посмотрела на неё с улыбкой.
— Какое у тебя мило лицо, Беа.
— Спасибо. Сандра говорит, что у меня лицо похоже на мордочку дорогой кошки.
— Какой вздор! Во всяком случае, не персидской. А, понятно, что она имеет в виду. Есть такие длинношеие короткошёрстные кошки с маленькими подбородками. Геральдические кошки. Ты действительно похожа на такую кошку, Беа, особенно, когда скашиваешь глаза, не поворачивая головы.
     Нэнси поставила пустую чашку на стол и удовлетворённо вздохнула.
— Странно, что нонконформисты не додумались до кофе.
— Не додумались?
— Ну да, не включили его в список запретных соблазнов. Кофе действует куда сильнее, чем алкоголь. Однако никто не проклинает его с амвона и не требует обетов воздержания от него. Пять глотков – и мир опять обрёл краски.
— А что — был совсем серым?
— Да, какого-то грязного цвета. Я так радовалась, что наконец-то стало тепло и не надо разжигать камин в гостиной и выгребать из него золу. Джордж – ну хоть убей его! – по-прежнему бросает в камин обгорелые спички. А на то, чтобы разжечь трубку, у него уходит по крайней мере пятнадцать спичек. В комнате на каждом шагу пепельницы и корзинки для мусора – но нет, Джордж всё равно бросает спички в камин. Да и к тому же этаким небрежным движением, не глядя. И спичка летит куда угодно – может упасть перед решёткой или завалиться к задней стенке. А мне приходится их доставать.
— И наверняка ещё говорит: пусть лежат там.
— Конечно. Я совсем уже собралась взять стул и раскроить ему череп, но сейчас, выпив кофе, решила, что ещё подожду.
— Бедняжка Нэнси. Ох уж эти священники!
— Ну как, готовитесь справлять совершеннолетие?
— Завтра отошлю пригласительные билеты в типографию. По крайней мере, одно дело сделано. Сначала будет обед в доме для близких друзей, потом для всех окрестных жителей в большом сарае. Да, ксатити, дай мне адрес Алекса.
— Я не помню – у него каждый раз новый. Посмотрю дома и позвоню. По-моему, его отовсюду выгоняют за неуплату. Да и вообще он пишет мне очень редко. Мой брат так и не простил мне, что я не вышла замуж за богатого человека, который обеспечил бы ему безбедное существование.
— Он что-нибудь играет в театре?
— Не знаю. В последний раз он играл в какой-то глупой комедии, которая продержалась в «Савое» всего несколько недель. У него очень ограниченное амплуа.
— Это верно.
— Алекс может изображать на сцене только самого себя. Тебе ужасно повезло, Беа, что ты воспитываешь молодых Эшби. У вас в семье рождается удивительно мало лоботрясов.
— У нас был Уолтер.
— Ну, один-единственный Уолтер. А что с ним в конце концов стало?
— Он умер.
— В ореоле святости?
— Нет, в ореоле карболки. Кажется, в больнице для бедных.
— Уолтер был не такой уж плохой человек. Просто он любил выпить, а пить не умел. А уж если у Ледингемов рождается лоботряс, то о нем вообще нельзя сказать нечего хорошего.
    Они посидели молча, вспоминая своих родственников. Беатриса была на несколько лет старше Нэнси. Собственно говоря, они принадлежали к разным поколениям. Но обе всю жизнь прожили бок о бок: для юных Ледингемов Лачет был вторым домом, так же как для юных Эшби – Клер-парк.
— Последнее время мне всё вспоминаются Билл и Нора, – сказала Нэнси. — Какой бы это был для них радостный день!
— Да, – задумчиво отозвалась Беатриса, глядя в окно. Вот также она смотрела в окно, когда пришло это страшное известие. Был такой же солнечный весенний день. Она стояла у окна и думала, что Англия очень красива и вряд ли Билл с Норой видели в Европе страну красивее. Ещё думала о Норе: сумела ли она оправиться после рождения девочек-близнецов? Думала, что, кажется, неплохо справилась со своими обязанностями в Лачете, но ей пора уже возвращаться домой в Лондон.
    Близнецов уложили после обеда спать, а старшие дети мылись и наряжались к приезду родителей: им разрешили присутствовать на праздничном ужине. Ещё полчаса – и из липовой аллеи вынырнет автомобиль, остановиться перед входом, и из него выйдут Билл и Нора. Какой будет шум, смех, как они будут обнимать детей, раздавать подарки и радоваться возвращению домой.
     Беатриса машинально включила радио – настолько машинально, что даже не заметила этого. «Самолет, вылетевший из Парижа в Лондон в два часа дня, – сказал безликий голос, – разбился на побережье Англии. Девять пассажиров и три человека команды погибли».
     Да, все погибли.
— Они так обожали своих детей, – продолжала Нэнси. – Последнее время я их часто вспоминаю, очевидно, потому, что приближается совершеннолетие Саймона.
— А я всё вспоминаю Патрика.
— Патрика? – изумлённо переспросила Нэнси. — Ах да, бедный Патрик!
      Беатриса бросила на неё странный взгляд.
— Ты совсем о нём забыла, да?
— Но ведь прошло столько времени, Беа. И потом... события, о которых нет сил думать, стираются в памяти. То, что случилось с Биллом и Норой, было ужасно, но авиакатастрофы происходят довольно часто. Садясь в самолёт, мы все рискуем жизнью. Но то, что случилось с Патриком, было так ужасно, что разум отказывался верить, – Нэнси помолчала. — Я так старалась о нём не думать, что даже не помню теперь, как он выглядел. Они с Саймоном были так же похожи, как Сандра и Джейн?
— Нет-нет. Они были похожи, но не больше, чем обычные братья похожи друг на друга. Но при этом странным образом они были гораздо ближе друг к другу, чем Сандра и Джейн.
— Саймон, по-моему, успокоился. Как думаешь, он часто вспоминает Патрика?
— Думаю, что последнее время он его вспоминает очень часто.
— Это понятно. Но восемь лет– большой срок. Наверное, даже брат-близнец, которого потерял в тринадцать лет, становится мутной тенью.
    Беатриса задумалась. Стал ли Патрик смутной тенью и для неё? Мальчик со всегда серьёзным лицом и добрым сердцем. Через месяц он вступил бы во владение поместьем. Она попыталась представить себе его лицо, но увидела только нечто расплывчатое. Он был мал ростом, казался моложе своих лет, а в остальном у него была типичная фамильная внешность. Если и было сходство, то не столько с Саймоном, сколько со всеми Эшби. Собственно говоря, она помнит о нём только то, что у него было серьезное лицо и доброе сердце.
     Доброе сердце – это вовсе не мальчишеская черта.
     Саймон может проявить этакую небрежную щедрость натуры, но только в том случае, если ему это ничего не стоит. Патрик же был из тех добрых людей, которые снимут с себя последнюю рубашку.
— Зря мы, наверное, разрешили захоронить тело там, где его выбросило море, – грустно сказала Беатриса. – Его похоронили как нищего.
— Но Беа, это тело пробыло в воде несколько месяцев. Нельзя было даже определить, мальчик это или девочка! И это так далеко отсюда. Туда выбрасывает всех утопленников с атлантического побережья. Зачем терзать себе душу, думая, что...
     Нэнси растерянно умолкла.
— Да-да, ты совершенно права,– взяв себя в руки, твердо сказала Беатриса. — Не надо давать волю мрачным мыслям. Налить ещё кофе?
    Наливая кофе, Беатриса решила про себя, что как только Нэнси уйдёт, она отопрет ящик в своем письменном столе и сожжёт эту несчастную бумажку – последнюю записку Патрика. Хотя она не доставала и не перечитывала её уже несколько лет, у Беатрисы не поднимались руки уничтожить эту последнюю память о Патрике. Какая чушь! С тем же успехом можно сказать, что это память об отчаянии, которое водило его рукой, когда он писал: «Простите меня, но я больше не могу. Не сердитесь. Патрик». Да, надо достать записку и сжечь её. Конечно, от этого его последние слова не сотрутся из памяти, но тут уж ничего не поделаешь. Они навсегда запечатлены у неё в сердце. Округлые буквы, тщательно выведенные его любимым вечным пером. Ведь Патрик тут – просит прощения за то, что решил расстаться с жизнью.
     Нэнси, которая видела по лицу Беатрисы, что ту одолели горькие мысли, сказала как бы в утешение:
— Говорят, если человек бросается в воду с большой высоты, он тут же теряет сознание.
— Я не думаю, что он бросился в воду с утёса.
— Да? – ошеломленно отозвалась Нэнси. — Но ведь записку нашли наверху. То есть куртку с запиской в кармане. На вершине утёса.
— Ну и что же? Рядом тропинка, которая ведёт вниз.
— Так что же, по-твоему произошло?
— Я думаю, что он уплыл в море.
— То есть плыл, пока не выбился из сил и не утонул?
— Да. Когда Билл с Норой доверили мне детей, а сами уехали отдыхать, мы несколько раз спускались по этой тропинке и устраивали пикник на берегу моря: купались, фотографировались. И как-то раз Патрик сказал: «Самый лучший способ умереть ( по-моему, он даже сказал: прекрасный способ умереть») — это заплыть далеко в море, так далеко, что не будет сил вернуться». Он сказал это так спокойно, как будто размышлял на отвлеченную тему. А когда я заметила, что всё равно придется тонуть, и это совсем не лёгкая смерть, он ответил:«К тому времени так устанешь, что будет всё равно. Просто уйдёшь под воду». Он очень любил море и воду.
   Беатриса помолчала, потом впервые высказала мысли в слух, которая скучала её все эти годы:
— Я всё думала: а вдруг, когда у него уже не оставалось сил плыть, ему захотелось жить?
— О нет, Беа, не надо!
     Беатриса искоса глянула на красивое лицо Нэнси.
— Да, нет смысла травить себе душу. Забудь, что я говорила.
— Теперь мне уже непонятно, как я могла столько лет о нём не вспоминать, – с удивлением проговорила Нэнси. — Когда загоняешь страшные мысли в подсознание, самое ужасное, что они потом оттуда выскакивают свеженькие, словно из холодильника. Они не успевают покрыться налётом забвения.
— По-моему, многие уже забыли, что у Саймона был брат-близнец, – сказала Беатриса в оправдание Нэнси.– И что Саймон не всегда был наследником. Во всяком случае, с тех пор как зашёл разговор о праздновании совершеннолетия Саймона, никто ни словом не обмолвился Патрике.
— А как ты думаешь, почему Патрик не смог пережить гибель родителей?
— Понятия не имею. Я ничего такого не замечала. Конечно, поначалу все дети чуть с ума не сошли от горя. Ходили как убитые. Но все как будто горевали одинаково. Патрик ничем не выделялся. У него был какой-то оглушенный вид. Но отчаяния я в нём не видела. Как-то он меня спросил: «Я теперь правда хозяин Лачета?» Казалось, это просто не умещалось у него в сознании. Саймона, помню, это раздражало. Саймон уже тогда блистал талантами и умом. Мне кажется, что Патрика придавила эта тяжесть – остаться без родителей и ещё оказаться хозяином Лачета. Видимо, у него не хватило сил вынести угнетавшую его ответственность, и он решил... уйти.
— Бедный Патрик! Как я могла его забыть!
— Пошли, я дам тебе яйца. И не забудь сообщить мне адрес Алекса. Нельзя же, чтобы кто-то из Ледингемов остался без приглашения.
— Я его обязательно разыщу и позвоню по телефону. Как твоя новая горничная, хватит у неё мозгов правильно его записать, если тебя не будет дома?
— Кто её знает.
— Я ей продиктую по буквам. И не забудь, что в театре он известен как Алекс Лодинг. – Нэнси взяла корзинку с буфета. — Интересно, приедет он или нет? Давно уж он здесь не показывался. Сельская жизнь ему не по вкусу. Но вряд-ли он оставит без внимания такое событие, как совершеннолетие Саймона.
----------------------------------------------------
Нонконформисты – члены английских церковных организаций ( пресвитериане, конгрегационалисты, методисты и др.) , не признающие учение и обряды государственной английской церкви.
.............................................................
С последним днём лета! ~Честно до сих пор думаю что сейчас только начало июня.~ Теперь могу официально заявить что это лето самое скучное и ужасное, столько всего произошло и не самого хорошего. Но я надеюсь что у тебя кто это читает всё хорошо и ты хорошо отдохнул(а) 🖤
                2363 слова✌🏻