Под небом Парижа

3 глава

Прошло несколько недель с того вечера, когда я сорвалась на Розэ. Мы с ней больше не разговаривали. Казалось, каждая наша встреча в доме была наполнена молчанием и напряжением. Я чувствовала, как между нами нарастает стена, и не знала, как её разрушить. Каждый раз, когда я видела её — в кухне, гостиной или коридоре, — меня охватывало чувство вины. Но гордость всё ещё держала меня на расстоянии.

Однажды вечером я услышала, как внизу снова играло пианино. Музыка заполнила весь дом, её мелодии, казалось, уносили моё напряжение прочь, хотя я сама это и не признавалась. Я стояла наверху, прислушиваясь к звукам, и, не осознавая этого, ноги понесли меня вниз, к гостиной.

Когда я подошла к двери, Розэ уже закончила играть и сидела перед пианино, глядя на ноты. Я замерла, не решаясь войти, но она заметила меня краем глаза.

Привет,— сказала она тихо, не оборачиваясь. В её голосе не было ни гнева, ни обиды, лишь усталость.

Я не знала, что ответить. Но я чувствовала, что это тот самый момент, когда я могла бы сделать шаг к примирению.

Ты играешь красиво,— наконец сказала я, стараясь не выдать своего смущения. Это был самый длинный и искренний комплимент, который я сказала ей с момента приезда.

Розэ посмотрела на меня с лёгкой улыбкой. Спасибо, — ответила она, и её лицо стало мягче, как будто между нами пробежала какая-то тёплая искра.

Я подошла ближе и, колеблясь, села на край дивана. Розэ некоторое время молчала, глядя на меня, а потом неожиданно спросила: Ты ведь тоже играешь, да?

Я кивнула. Мама учила меня, — сказала я, чувствуя, как слова застревают в горле при воспоминании о маме.

Ты бы хотела сыграть что-нибудь?"— осторожно предложила она, явно не желая давить на меня, но её взгляд был полон понимания.

Я не знала, почему согласилась, но внутри что-то подсказывало, что этот момент был важным. Я встала и села за пианино, чувствуя, как руки дрожат. Моё сердце билось слишком быстро, но когда я положила пальцы на клавиши, музыка потекла сама собой. Я начала играть мелодию, которую часто играла мама — ту самую, которую она сочинила для меня, когда я была ребёнком. Каждый аккорд был пропитан воспоминаниями и болью, но в то же время приносил утешение.

Розэ сидела молча, слушая. Когда я закончила, я почувствовала, как слёзы подступают к глазам, но я быстро стерла их тыльной стороной руки, надеясь, что она не заметила.

Это было прекрасно,— тихо сказала Розэ, не отрывая от меня глаз. Её голос звучал мягко, почти заботливо.

Я кивнула, не зная, что сказать. В этот момент я поняла, что мы обе страдали по-своему, и что между нами было больше общего, чем я могла предположить.

Я хочу извиниться, — неожиданно произнесла я. Слова вырвались прежде, чем я успела их осмыслить. За то, что была такой холодной к тебе. Я просто… не знала, как справиться со всем этим.

Розэ немного удивлённо посмотрела на меня, но её лицо тут же смягчилось. Я понимаю. Я тоже не знала, как правильно себя вести. Это всё… было сложно для нас обеих.

Мы оба замолчали, и это молчание больше не казалось напряжённым. Оно было скорее облегчением, возможностью перевести дух.

Знаешь, мне кажется, мы можем попробовать начать заново, — предложила Розэ, её улыбка была искренней и тёплой. Не нужно торопиться, просто… будем давать друг другу шанс.

Я посмотрела на неё и почувствовала, как внутри что-то меняется. Я кивнула, чувствуя, что впервые за долгое время мне стало легче. Возможно, это был первый шаг к тому, чтобы мы действительно стали сёстрами.