Пять желаний Шинобу Кочо

Четвёртое желание

Гию чувствовал себя дерьмом.

Перевернувшись на бок, он уставился на экран телефона, где снова и снова мигал флажок нового письма от Шинобу, которое он успел перечитать уже в двадцатый раз за вечер:

«Давай помиримся...»

Он сделал глубокий вдох, затем выдохнул, и в груди у него разразилась буря эмоций.

Томиока издал звук, который можно было бы назвать то ли жалобным воем, то ли глухим стоном, полным отчаяния.

Он надеялся, что Шинобу захочет чего-то другого, но в глубине души знал: это именно то, о чём она обязательно вспомнит. Гию снова и снова перечитывал короткое письмо, надеясь, что на двадцать первый раз всё изменится. Но нет. Устав, он потер покрасневшие глаза и сел на пол, невесомо проведя ладонью по пушистой шерсти спящего Шмеля. Тот уже успел обжиться в квартире и даже пару раз перевернуть злополучный цветочный горшок с героическим фикусом.

Помириться, значит. Помириться с её родителями...

Коротко и ясно, как всегда. Кочо умела одним предложением выбить из лёгких весь воздух, даже если слова не произносились вслух.

Как давно это было? Года четыре, не меньше. За окном тянулась унылая зима, под ногами — слякоть, а в доме Кочо разгорелась ссора. Причину спора он уже не помнил. Просто в какой-то момент полетели колкие слова, кто-то подхватил — и покатилось. А вот на примирение не хватило ни смелости, ни желания. В памяти осталась лишь упрямая заносчивость, которая так настойчиво терзала и Гию, и Шинобу. Время шло, а нужные слова так и не были произнесены вслух.

У них больше не осталось обид — только гордость и трусость мешали сделать шаг навстречу. Даже на похоронах Гию не хватило смелости подойти к родителям Кочо, хотя те отчаянно пытались наладить контакт. В глубине души он давно хотел всё прояснить и надеялся, что что-то извне подтолкнёт к примирению. И вот, наконец, этот момент настал.

Интересно, как отреагируют Канаэ и Санеми, когда узнают, что Гию всё-таки решился исправить ошибки прошлого? Наверняка, у них снова будет микроинфаркт — учитывая, как непредсказуемо себя вёл Томиока в последнее время. Да и он сам иногда удивлялся тому, как кардинально менялась его жизнь.

Он встал и подошёл к окну, чувствуя себя хуже, чем когда-либо. За стеклом медленно кружился снег, люди спешили по делам, а жизнь в Нью-Йорке бурлила в адском ритме. В то время как в его маленькой квартире время замерло в вечной печали.