ГЛАВА 3

2 1 0
                                    


Обжигающе горячая злость впивается в плечи, расходится по коже, проникает глубже, норовя венами раскатиться по всему телу. Ладони чешутся в неконтролируемом желании рвать на кусочки, метать и впиваться. Магия, вдохнувшая запах свирепой ярости, воспряла откуда-то из глубин и подняла голову в предвкушении незабываемого веселья.

Моя жизнь с первых её минут принадлежит кому-то другому, всегда прячется в чьей-то тени – отца, матери, затем брата. Отличие лишь одно – Ивласа я люблю столь исступленно и слепо, что одна лишь мысль о том, что когда-то мне придётся отпустить его действительно навсегда, доводит до неистовой тревоги, до леденящего ступора, до оцепенения. Его смерть, окончательная или нет, какой бы ужасной ни была, открыла для нас обоих возможность вырваться из стальных тисков семей и титулов и попробовать зажить так, как если бы мы принадлежали сами себе. Даже если эту жизнь язык не поворачивается назвать настоящей. Весь последний год – как извращённая версия исполнения желаний, потому что боги судьбы как никто другой любят конкретику в просьбах.

И после этой бесконечной погони за спасением какой-то самозванец имеет наглость указывать, к какому часу и куда приходить? Да я сожгу его, что от костей даже пепла не останется!

По бокам от входа в таверну висят две керосиновые лампы – металл уже подёрнулся яркими укусами ржавчины и скрипит на ветру. Внутри хозяин предпочитает освещать помещение лампами на свином жиру или свечами – так выходит дешевле, но и запах соответствующий. К и без того неприятному аромату примешивается альянс скисшего пива, подгоревшего масла, свежеиспеченного хлеба, табака и пота. Невероятное сочетание для пустого желудка.

Мы с Ивласом входим столь тихо, что присутствующий гулящий народ даже не замечает новоприбывших гостей. Белоснежная голова брата скрыта большим тёмным капюшоном из холщовой ткани грубой дешёвой выделки, что не видать даже светло-топазовых глаз. На наспех сооружённой сцене добротно напившийся мужичок пытается совладать с лютней – та неохотно ему даётся, рожая из растянутых струн попеременно то весёлые, то надрывно страдальческие звуки. Какофония из стараний неудавшегося барда и громкого гомона давит на уши, пробуждает недавно улёгшуюся головную боль.

Не без усилий находим свободный уголок в дальней части едальни – здесь свет ещё более будуарный, чем в остальной части, что, пожалуй, нам даже на руку. Молодая миловидная помощница хозяина впархивает в наше убежище и поправляет толстую русую косу, приветливо улыбается, контрастируя на фоне угрюмого, недовольного ровно всем владельца таверны.

Снег и ПепелМесто, где живут истории. Откройте их для себя