Hawaii Diaries

Prologue

Тэхён смотрел на белый холст — чистый, нетронутый — и от страха у него горло сжималось в спазме.

Времена, когда он не знал, с чего начать, казались такими далёкими, и всё же догнали его.

Кисть в его правой руке дрожала, лямки фартука натирали через футболку, а над верхней губой блестели бусинки пота. Он слизывал их время от времени, давая себе ещё минуточку, две, три. Но это не имело никакого смысла — его глупая голова была пуста так же, как холст, на который он пялился в надежде написать хоть что-нибудь.

Не верилось, что всего полтора месяца назад он творил каждый день, превозмогая головную боль и тошноту, а за его картинами выстраивались очереди из представителей арт-агентств и галерей. Его называли гением, картины шедеврами, и от этого вечные мигрени не казались такой мукой.

А теперь боль ушла, и с ней ушло вдохновение. Тэхён не мог ничего нащупать, даже когда зарывался пальцами в волосы и искал то место, где скрывался круг короткого ёжика и шрам после операции.

Может, нейрохирург допустил ошибку? Может, удалил что-то ещё вместе с аневризмой? Может, задел нечто ценное там, в мозгу, и потому Тэхён больше не мог рисовать? А может всё это время талантливым его делала болезнь и без неё как художник он из себя ничего не представлял?

С грохотом опустив кисть на столик с красками, он отъехал на стуле подальше, а потом свалился с него на пол, раскидывая руки и ноги в стороны и глядя в расписанный потолок на светло-голубые разводы и кучерявые облака. Они были такими красивыми, почти настоящими, проплывали над его головой, а мифический ветерок трепал его волосы. Закрывая глаза и глубоко вдыхая солёный воздух — на самом деле привычный запах красок, — он чувствовал, как покачивается на волнах, и его начинало мутить. От этого самообмана. От бессилия. От самого себя.

Он вздрогнул из-за первых нот рингтона и рефлекторно потянулся к карманам фартука, ощупывая их перед тем, как вспомнить, что мобильный в джинсах.

Он сомневался, что по работе будут звонить так поздно в воскресенье, но у него автоматически всё сжалось внутри. Ему всё ещё названивали агенты и другие люди, заинтересованные в его картинах, и они всегда спрашивали, появилось ли что-то новое.

С его губ сорвался выдох облегчения, потому что звонили через KakaoTalk, и на экране красовалась аватарка с обезьянкой в юбке. Сколько бы он на неё ни смотрел, она всегда поднимала ему настроение.