Падает небо

Часть 6

После финала кубка Миша следит за новостями с особенной пристальной нервозностью. Всё, что могло повлиять на решение федры, уже исполнено и пущено в ход. Все ставки сделаны, ставок больше нет. Теперь остаётся только ждать — это самое сложное. Миша не знает, чем занять себя в ожидании, он о сальхов бьётся больше потому, что нужно что-то делать, чем потому, что действительно верит в этот прыжок. Его нездоровый энтузиазм, кажется, пугает всех вокруг: Профессор выгоняет его со льда, заявляя, что не желает смотреть, как Миша пытается накатать себе на травму, — а за пределами катка он очень быстро попадает в руки к Жене.

— Миша, не надо, — уговаривает Женя звенящим шёпотом и гладит Мишу по плечам и по шее, несмело касается волос. — Зачем ты с собой так! Не надо. Разобьёшься ведь. Ты же столько шёл к медали, к чемпионату мира, тебе сейчас нельзя травмироваться и всё потерять. Ты и сам наверняка этого не хочешь. Не разбивайся. Пожалуйста.

Миша ёжится, выдираясь из его рук — руки кажутся ему сухими и неприятно горячими, их прикосновения раздражают. В этих руках ни минуты лишней не хочется оставаться. Женя и сам быстро замечает, что Миша от его прикосновений не в восторге; он отступает на шаг и виновато сутулится.

— Это нечестно, — шепчет он. — Я ведь сделал всё, что мог. Всё, что ты хотел, я же всё сделал! Почему ты снова гонишь меня? Чем я тебя обидел?

— Я не гоню. Просто не могу сейчас, — деревянно отвечает Миша. Он заставляет себя хотя бы не огрызаться, раз имитировать тепло нет сил: нельзя вести себя отвратительно, нельзя отпугивать Женю и своими руками лишать себя шанса на поддержку. Чуть подумав, Миша добавляет после паузы: — Дело не в тебе. Прости.

Женя поднимает голову, явно обнадёженный; теперь он смотрит с отчётливым, глубоким сочувствием.

— Тебе тяжело, да? — прямо спрашивает он. И бросает на Мишу осторожный, очень нежный взгляд. — Ты... если я могу ещё что-то для тебя сделать, просто говори, ладно? Я сделаю. Обещаю.

Миши хватает только на то, чтобы кивнуть.

Он продолжает взращивать в себе тепло, старается смотреть на Женю ласковей, подмечать в нём как можно больше хороших черт — благо, при должном старании это легко. Женя прилежный, терпеливый и как-то болезненно зацикленный на Мише. Сейчас для Миши это только в плюс. Ему легко будет вертеть Женей как заблагорассудится — следом за этой мыслью он ощущает укол стыда и яростно гонит стыд прочь от себя. Почему нет? Почему ему вообще должно быть стыдно? Разве его самого жалели, чтобы он теперь жалел глупого влюблённого мальчишку?