Декабрь выдался холодным, скучным и серым. Но именно в это время я нашла свое место в этом доме. В буквальном смысле, а не личностно-социальном. Я просто влюбилась в библиотеку, в её чарующую красоту и впечатляющий размер, который открывался исключительно жильцам замка. Непосвященные могли видеть лишь средний по размерам зал со стеллажами, белоснежной лепниной и пейзажами под сводом.
Но этот зал жил! В полночь здесь оживали яркие фрески, кто-то невидимый листал книги и чихал, вдыхая бумажную пыль, лестницы двигались, а в зеркальном отражении узорчатых мраморных плиток на полу мелькали персонажи книг из сказочного яруса № 5: всевозможные ведьмы, вейлы, хранители болот, похитители сна и великое множество другой нечисти. Стоило только наступить ногой на отражение какой-нибудь русалки, доброго людоеда Римеля или еще кого, как те начинали с неистовством стучать изнутри, просясь наружу. Даже таким нереальным личностям нужна была свобода. Я посчитала тогда, что по этой причине ночью сюда и не захаживали домовики, пренебрегая своей прямой обязанностью — чисткой сотен полок от пыли, а возвращались к ней только с рассветом. Чуть ошиблась, бывает.
Я же ничего не боялась и, захватив с собой чайник какао и плед, удобно устраивалась на потертой замшевой софе. Сперва наперво я разливала напиток на двоих — вторая чашка предназначалась для чихающего книголюба. Разумеется, он не пил, но короткого «мерси» я удостаивалась каждый раз. Затем я принималась или читать, или мечтать, или просто с интересом наблюдать за происходящим. На то время я еще не разобралась с малфоевскими руками, одеялом и храпом, а уютный уголок у камина обеспечивал желаемый покой.
В одну такую прекрасную ночь мое отсутствие в супружеской постели было замечено. Об этом несложно было догадаться по гневным выкрикам Люциуса и Драко, топоту множества больших и маленьких ног, звукам открывающихся и с силой захлопывающихся дверей по всему замку. Думаю, мысленно они уже вовсю готовились защищать поместье, ворота которых, по идее, уже давно должны были открыться врагам. Я зажмурилась в ожидании словесной ругани со стороны домочадцев, которой все не было и не было, что странно, ведь простое поисковое заклинание просто обязано меня обнаружить здесь всего за пару секунд! Наконец, позолоченные высоченные створки библиотечных дверей с грохотом распахнулись, пропуская внутрь взбешенного мужа. На нем был надет небрежно затянутый бархатный халат синего цвета и все. Другие обязательные детали одежды, ну хоть бы тапочки, отсутствовали. Я с удовольствием позлорадствовала — так испугаться предательства мог лишь тот, кто знал, что заслуживает его всенепременно.
Но необычное поведение Люциуса меня заинтриговало — он не стал ничего говорить, не стал отчитывать или оскорблять, а просто уставился на меня с нескрываемым ужасом.
— Ты можешь заходить сюда ночью?! — не будь он настолько потрясен этим фактом, наверняка подобного вопроса я не дождалась, а была бы водворена обратно в спальню без лишних бесед.
— Могу... А что, и сюда нельзя?
— Нельзя? Нет-нет, но давай ты вернешься в кровать, и больше не будешь сюда приходить так поздно? Это опасно, правда. Ночью здесь поглощается любая магия и есть вероятность лишиться её на продолжительное время... — сколько объяснений в ответ на мой коротенький вопрос. Откуда взялась такая вежливость? И куда делось бешенство?
— Но вот же она, смотри как много ее вокруг! — мимо его носа со свистом пролетел огромный глобус древнего мира, подтверждая мои слова.
Люциус проводил предмет недобрым взглядом, но взял себя в руки и с подозрительно добродушным видом, плохо вяжущимся с моим «неправильным» поведением, подошел и сел рядом, с опаской глядя себе под ноги.
— Эта магия здесь застряла много сотен лет назад, Гермиона. Перед тем днем, когда помещение прокляли, да так и осталась. Впрочем, проклятие пошло нашей семье только на пользу, ты же заметила, что я тебя не сразу нашел? Это потому, что никакие заклятия внутрь не проникают, да и колдовать здесь невозможно. Великолепное убежище вышло, — он гордым взглядом окинул помещение, — всем на зависть...
— А чего ты вдруг так поразился, что я могу сюда входить?
— Эээ... Не все могут, то есть могут только Малфои и... ну понимаешь, тебя трудно причислить к нашей семье, да и вряд ли когда-нибудь твоя кровь в неё войдет...
Люциус начал что-то бубнить про чистокровность, а я хотела спать и была несказанно рада, что удалось избежать громогласной перепалки, поэтому коротко извинилась, не чувствуя ни малейшей вины, и первой предложила прекратить экскурсы в историю и пойти спать.
Уже по пути к выходу я засмотрелась на блестящую поверхность мраморного пола, и на одно ужасное мгновение мне показалось, что под ним мелькнуло знакомое лицо, перекошенное то ли от ярости, то ли от боли... На пальцах у человека вместо ногтей зияли кровавые дыры, вероятно, он тоже царапался изнутри, не в силах вынести заточения. Фигура уже растворилась, а я все не могла пошевелиться, от страха не ощущая ни ног, ни рук. Я не успела узнать её, но это точно был реальный и известный мне волшебник, а не вымышленный герой!
Муж дернул меня за локоть, но я все смотрела и смотрела на свое отражение, не в силах оторвать взгляд от того места.
«Да уж, действительно, проклятое ...» — думала я и не подозревала, насколько права.
— Гермиона, очнись! Что там такое?!
— Судорога в ноге, замерзла, наверное. Холодно здесь, топить нужно лучше... — отговорки глупее и несуразней выдумать было нельзя.
— Прекрати, Гермиона, раз меня тобой наказали, учись приказывать, и топить будут столько, сколько захочешь! — Люциус взял меня за талию обеими руками и подтолкнул вперед. — Пошли спать, уже не поздно, а рано... — попросил он тихим измученным голосом. Украдкой оглянувшись на него, я с удивлением поняла, что супруг даже не заметил, как обнаружил предо мной самого себя, смертельно уставшего страшиться предательства жены из стана врагов и играть равнодушие без перерыва на жизнь...
Выйдя из библиотеки, я успела заметить Драко, поспешно удаляющегося по длинному и темному коридору, освещаемому двумя небольшими факелами. Перед самым поворотом к центральному залу он запустил руку в свои волосы каким-то очень злым и нервным жестом. Стоял у двери? Не мог войти? Или не хотел?
За неделю происшествие утратило свою яркость. Может, мне вообще все почудилось? Тем более, что наконец-то появилась первая возможность выбраться из Малфой-мэнора, пусть даже и за покупками, совершать которые я еще не любила. Спустя три дня, за завтраком, на котором я как обычно поедала тосты в очередном платье черного-пречерного цвета, успевшем мне полюбиться, Люциус с грохотом поставил на стол чашку кофе и злобно заговорил:
— Нет, ты точно уверена, что не в трауре?! — я явственно услышала, как Драко интенсивнее задвигал челюстью, видать надеялся дожевать все как можно скорее и покинуть вечно конфликтующую семейку, напоминающую ему, скорее, кошмар наяву, а не реальность.
— Вообще-то, не уверена! Ни капельки!
— Отец, я пойду, сегодня «Метлы и ступы Малфоев» сливаются с «Волшебной древесиной Орков», столько документации нужно подготовить... — последние, еле слышные слова донеслись уже из камина в гостиной.
— Не дерзи мне! Сколько ты еще будешь ходить вся в черном? Может, подарить вуаль? Вдруг кто-то не в курсе, как ужасна твоя жизнь с нами? Я же убийца и... как ты там меня вчера назвала? Кровопийца?! Смотри, Гермиона, а то клыки у меня имеются, просто пока я их не показывал, к счастью для тебя...
— У меня нет другой одежды, гардероб мне подбирала Алексия! А ты не смей орать на меня, мне надоело! Слышишь?! Надоело! Жизнь с тобой — ужас! — я вскочила и схватила вилку, по всей вероятности, разум заменил ей мою палочку.
— Лорд подарил тебе наше имя, а ты не можешь им даже воспользоваться, куда запропастился твой хваленый ум? Безмозглая староста Гриффиндора... — он почти рычал. — Чему, собственно, я удивляюсь?! Грязная кровь и отсутствие интеллекта — чудный коктейль мне достался, просто чуд...
— Не смей! Если бы не твой сын меня бы здесь не было! Ты старый! Ты противный! Ты же Малфой! — не осознав, что именно ляпнула про Драко, я повалилась обратно на стул и, положив голову на руки, зарыдала от безысходности. У меня больше не было сил терпеть его надругательств над собой. Следовало ему оплеуху отвесить, а не плакать, но это сейчас я такая умная! Тогда же победу одержала моя юность, прошедшая так быстро, словно пустяковая болезнь...
На минуту он замолк и как смог удержаться от убийства — не знаю. Но я точно была на волосок от смерти, она прошла рядом, я ощутила холод её дыхания на своих щеках и запомнила его на всю жизнь, чтобы узнать не единожды. Лицо мужа стало похоже на восковую маску, губы сжались, а изнутри вырвался стон. Люциус что-то преломил тогда в себе, и в сотый раз с чем-то смирился, подавив бешенство.
Кричать он вскоре продолжил, конечно, но смысл воплей сменил вектор, и я случайно обнаружила его маленькую слабость — нетерпимость к женским слезам. Вполне себе распространенная слабость — ничего особенного.
— Не реви! Ну не реви, кому говорю! Тебе просто не идет черный цвет... Ты сто раз могла себе заказать все, что душе угодно, а не только какие-то там платья! Моя фамилия — это деньги!
— Мне все ра-а-авно, что носи-и-ить! — рыдать уже не хотелось, ужас прошел, да и не такое случалось, но трепать нервы благоверному было приятно. Я многое испытала за время жизни в замке, многое слышала в свой адрес, билась в истерике от отчаяния и бессилия, унижалась и унижала, так почему бы не поплакать?! Разочек?
— Сегодня же купи что-нибудь у мадам Малкин, она не только мантиями торгует, у неё прекрасный дамский отдел!
Я невероятно обрадовалась и затараторила:
— Можно пойти одной, да? Драко ведь на работе, а тебе нужно идти! У тебя сегодня что-то важное, ты сам говорил, я помню! — лихорадочность, с которой я цеплялась за такую возможность, умилила бы любого, но не Люциуса.
— Одна?! С ума сошла? Ты же сразу к своим побежишь! Такого позора я не потерплю. Пойдешь со мной. И без возражений, их я тоже не потерплю! Но только попробуй сбежать... — угроза в его бархатном голосе была, и еще какая.
Трапезу мы продолжили молча.
* * *
«За каждым богатством кроется преступление. Я где-то такое читала. Но так ли это? Скорее всего, да, но может и нет. Раньше мне не нравилось ни богатство Малфоев, ни они сами. Сейчас я испытываю к Малфоям разные туманные чувства, но вот деньги, которые были чужими, а в настоящий момент в полном моем распоряжении? Какие чувства я испытываю к ним? Точно знаю только то, что мне не по душе моё к ним отношение, оно какое-то постороннее, и мне стыдно. Но я смотрю на все эти дорогие безделушки, шикарные наряды, присматриваюсь к статуе богини Деметры, на которую Уизли пришлось бы копить лет пятьдесят всей семьей и осознаю, что страсть к роскоши не просто грех, а мой грех, о наличии которого внутри себя я и не подозревала. Продолжать стыдиться? Или продолжать грешить?» — вот мой примерный внутренний диалог, который я вела с собою, покупая очередную пару туфель, отличающуюся от предыдущей наличием серебристого бантика на каблучке или двадцатые перчатки, на которых узор был выбит более тонкими линиями, чем на других. Я вообще раньше не носила перчаток, если не считать таковыми зимние варежки!
Люциус купил меня с потрохами. Я хорошо понимала, что это он сейчас покупатель, а я товар, но сердиться могла лишь на себя. Хотя нет, на себя я тоже сердиться не могла. Мне даже приятно было советоваться с ним, приобретая очередную дорогую вещь! И каждый раз он одобрял все, что бы я ни взяла в руки. Мы вместе обсуждали блеск сумочки из драконьей кожи, не слишком ли вульгарно она будет смотреться с моим кожаным плащом из тонкой кожи косули? Или может лучше вон та, она превосходно подошла бы к цвету моих глаза и его парадной мантии, ну той, что висит в шкафу третья с левого края!
В результате мы покупали две и под руку шли дальше, раскланиваясь со встречными знакомыми мужа и просто важными персонами. Я интересовалась у незнакомых людей здоровьем незнакомых мне детей, имена которых мне шептали на ухо секунд за десять до встречи. И я старалась! Старалась не страдать, изо всех сил!
Впереди замаячила приземистая фигура Корнера-старшего, тот, завидев нашу пару, чуть не в ноги бросился Люциусу, стараясь произвести благоприятное впечатление. После дежурного обмена любезностями обычно наставала моя очередь вступать в разговор и подводить его к логическому завершению.
— Мистер Корнер, как поживает Майкл? Не планирует жениться? Насколько я помню, в школе он был весьма популярным парнем!
— Уважаемая леди Малфой, я думаю, что у него все хорошо, но, к сожалению, точно мне это неизвестно... — Корнер помрачнел и Люциус поспешил распрощаться.
— Я что-то не то сказала? Что случилось с его сыном?
Муж ответил честно:
— Он один из главарей так называемого Большого Противостояния Света. Просто идиотское название, должен сказать, а мы что тогда — Чернота? Разводят мракобесие... Давай не будем о нем, хорошо?
И, о ужас! Я согласилась! Мне тоже не хотелось портить себе настроение и говорить «о нем». Я хотела купить самые красивые платья из тех, что ждали меня в магазине! Позор мне и порицание, но... Нет, лучше оставьте-ка при себе свое порицание, к черту его!
Войдя в салон мадам Малкин, первое, что я увидела — свое отражение в огромном зеркале напротив входа. И это отражение мне понравилось: ухоженные и блестящие волосы, ставшие такими благодаря редкой коллекции египетских масел, увесистые серьги с гранатовыми камнями и ожерелье им под стать из фамильной шкатулки Малфоев. Шикарное, пусть и черное платье с отделкой серебряной нитью меня не пугало даже своим довольно глубоким декольте, край которого был отстрочен тончайшим черным кружевом. Да что там, мне понравился даже Люциус, стоящий рядом — такой высокий и представительный, всеми уважаемый и холеный! Его движения были властными, но плавными, голос твердым, но красивым, а белая шевелюра уже не кричала мне об опасности, словно сигнальный маяк, как прежде. И теперь я точно знала, что не все морщинки на его лице от частого использования высокомерных гримас, есть еще и те, в уголках глаз, заметные только тогда, когда муж смеется. Думать о таких вещах старая Гермиона просто не могла, но вот новая...
Я залюбовалась нами, не осознавая, что во мне менялась совсем не внешность, а что-то гораздо более важное. Был ли тогда путь назад, к той, всем известной Грейнджер? Был, конечно был! Но вот выбрать его окажется непосильной задачей.
Первым делом я, не меряя, накупила всевозможных сарафанов из летящих тканей ярких бирюзовых, малиновых, красных и пастельных бежевых цветов. Ну кто знал, когда еще доведется сюда зайти, может до лета и не получилось бы! После хозяйка салона принялась выбирать для меня наряды более тяжелого кроя, явно отдавая предпочтение платьям с корсетами.
— Нет, такие мне не нужны! — я готова была плюнуть на свой статус замужней и представительной, начав топать ножками от возмущения.
— Ну что вы, они подчеркнут ваше высокое положение в обществе!
Да уж куда выше: жена, на которой муж не хотел жениться! Вот старая подлиза, лишь бы сказать что-то угодливое...
Хозяйка заведения, у которой я покупала свою самую первую в жизни мантию, была мне противна. Не только тем, что десятки лет тайно потакала темной стороне и не тем, что её сын Селвин — активный участник карательных отрядов Лорда, но и чем-то гадким внутри неё самой, что можно было разглядеть в её белесых глазах, только имея за плечами опыт Войны, пусть и проигранной. Проигранной не в последнюю очередь благодаря таким, как она. Женщина смотрела на меня, как на неприятную собственность приятного человека. Эх, знала бы она, какую роль я буду играть в свите Лорда спустя многие годы, заавадилась бы на месте!
— Люциус, ты где? — супруг сам снял с вешалки мужскую мантию стального цвета из новой коллекции и задумчиво вертел её в руках.
— Я тут, что такое? Не нравится ассортимент? Здесь за углом шьют на заказ, — мадам занервничала и неодобрительно поджала тонкие старческие губы.
— Нет, просто я не хочу носить корсеты!
— Не носи! У вас есть другие платья? — Люциус нахмурил брови, и хозяйка враз растеряла все своё недовольство, залепетав о широчайшем, на её взгляд, выборе, достойном таких именитых особ.
Я выбрала целую гору платьев в стиле героинь романов сестер Бронте, которые мама зачитывала мне вслух, не слушая возражений десятилетней дочери о несерьезности подобных произведений. Из легких тканей, с удобными рукавами-фонариками, присобранные под грудью, со свободным кроем низа, украшенные шелковыми лентами, с нежной вышивкой — мечта! Может я и выглядела в них до неприличия юной в сравнении с мужем, но мне ведь и было всего девятнадцать. С десяток более строгих и вычурных нарядов я тоже решила померить, прекрасно понимая, что на приемы только такие и носят. Хотелось еще и маггловские наряды прикупить где-нибудь, но испытывать терпение Люциуса столь жестким методом было страшно.
Пока мадам Малкин подгоняла по размеру отобранную одежду, её пухленькая верткая помощница носилась по салону с палочкой и тыкала в самые дорогие костюмы, которые незамедлительно появлялись в моей просторной кабинке, и стильный шик которых не мог оставить меня равнодушной. Иногда я выходила из примерочной по просьбе Люциуса и демонстрировала ему наряд. Получив похвалу, я вновь принималась переодеваться, перебрасываясь с мужем словами из-за стенки. Натягивая очередное платье, я услышала, как с ним кто-то коротко поздоровался. За этим приветствием ничего не последовало, и я решила, что встреча была мимолетной.
— Люциус!
— Что, милая? — я конечно хорошо время провела, но до «милой» мне было нереально далеко. Это, к слову, был первый из двух раз, когда он меня так назвал. — Что-нибудь застегнуть? — удивилась я такому предложению еще больше, чем «милой», но решила, что игра рассчитана на неприятную мне мадам — известную сплетницу, а сплетни о нашей с ним «счастливой» жизни в кругу Лорда только приветствовались.
Из вредности, ну зашкаливала моя неприязнь к владелице заведения, я решила подыграть супругу и разбередить и без того явную завистливость женщины. Многие вещи в этой жизни мы совершаем просто сдуру!
— Да-да, молния заела! Я так фасон оценить не могу, зайди!
— Молния? — представляю его изумление, с моим оно не могло сравниться, знаю точно! Но Люциус заглянул за ширму и быстро, почти не глядя, потянул замок, и не думавший застревать. Не та у платья была цена, чтобы на нем что-нибудь могло застрять!
Но тут в моей голове возник реальный, а не выдуманный вопрос и я снова крикнула:
— Люциус!
— Что, милая? — я хихикнула в кулак, это не замок заело, а супруга! Но вы поняли, что это был тот самый второй раз?
— Та стальная мантия, ты её берешь?
— А как думаешь, стоит? — впервые за полгода он со мной посоветовался, мадам наверно уже истлела от зависти к его деньгам и моим возможностям!
— Ну, она подойдет к твоим туфлям! — к каким именно, я не знала, но к каким-нибудь подошла бы точно. — И я хочу того же цвета платье, так что бери!
— Но у тебя к ней нет сумочки! Та, из драконьей кожи, слишком темная, а другие — слишком светлые!
— Ты не купишь мне сумочку?! — и как я ему потом объясню свое поведение, слова, явно не принадлежавшие Гермионе Грейнджер...
— Что ты такое говоришь, сейчас же купим! Покажи мне платье!
Я быстренько одела жутко изысканное, длинное, узкое и дорогущее платье стального оттенка, действительно мне приглянувшееся и шагнула из примерочной. Лучше бы я в ней и осталась. У меня ноги подкосились! В помещении, за спиной Люциуса стояли ошарашенные Молли и Артур Уизли.
За что мне такое наказание? Броситься объяснять свою «ошибку» и еще несколько лет не выходить из Малфой-мэнора? Они, конечно, скажут, что верят. Но поверю ли я им? Мы смотрели друг на друга, и я понимала, что с каждой прошедшей секундой мой виноватый вид трактовался ими именно так, как и задумывалось в самом начале представления, главным кукловодом в котором был, конечно, муж. Несмотря на декабрьский холод чета Уизли была одета в обычные мантии, и я тешила себя мыслью, что бледные они именно от него, а не моего «милого» общения с лордом Люциусом Малфоем.
Масла в огонь подлила хозяйка, взмыленная от длительного подсчета стоимости первой части моей покупки и трудов по её упаковке.
— Леди Малфой, вы уже приобрели 22 платья, 12 костюмов и 8 шляпок на сумму 18 тысяч галеонов, к сожалению, мы не сможем отправить её сразу, слишком велик объем, не обессудьте! Наши летучие собачки так стары...
— Эээ... ничего, я подожду. И те, что в примерочной, я тоже беру, заворачивайте. Мантию мужа не забудьте... — я не заботилась о платьях, просто сил продолжать переодевания не стало. По крайней мере, я себя в этом убеждала.
— Конечно-конечно, вы теперь мои самые драгоценные клиенты! — сухонькая старушенция с похвальной для её возраста скоростью метнулась в кабинку и сгребла еще кучу одежды.
Её громкая поставленная речь вывела из оцепенения Уизли, и Молли подошла ко мне поздороваться.
— Здравствуй Гермиона, мы... соскучились, а ты? — голос у женщины был хрипловат.
— Вы простыли? Нельзя же так легко одеваться, на улице пронизывающий ветер! — к нашей беседе внимательно прислушивался Люциус, подписывавший целую стопку чеков у кассы, по одному за каждую покупку.
В разговор вступил Артур. Он как-то неестественно сипло и очень-очень тихо сказал:
— Радуешься, небось, что удачно устроилась? А многим такого везения не хватило, Гермиона! Многих теперь даже найти не могут, они гниют где-то! А ты... с этим гадом шуры-муры крутишь по ночам?! Память коротка? Ты меня совсем не любила, ни капельки?
А шуры-муры — это то, о чем я подумала? Между мужем и женой они обычно всегда бывают ...
— Прекрати, Артур, оно не такое уж и открытое, весьма симпатичное платье! — Люциус, настороженный негромким разговором, уже было собрался вытягивать палочку и сделать его слышимым для всех, но успокоился и продолжил ставить размашистую подпись на бумажках. Тем временем Молли несла какую-то чепуху и громко смеялась.
Я стояла полумертвая и чувствовала себя очень-очень грязной. Это ведь были Гарри и Рон. Они наверняка заранее подготовили свою вылазку, в случае если меня «выведут» на прогулку. Оборотное зелье, свои «глаза и уши» на улице, пара мантий для магов среднего возраста и все готово! Я же мечтала о таком, но не могла и представить, что все обернется яростью Рона и моим молчанием.
Я не отвечала, мне нечего было сказать. Ну а что? Сказать: «Да, мои дорогие, люблю Люциуса!» или «Да, мои дорогие, давайте планировать, как мы убьем Люциуса, а заодно моих маму и папу! У них там еще ребеночек намечался, давайте и его угробим? Или, может, лучше я попытаюсь убить Темного Лорда, пожертвовав собой? Это же так благородно!» Все эти варианты несбыточны, как и все, о чем я когда-либо думала до 31 мая 1998 года.
Молли, то есть Гарри, быстро вынул что-то из кармана и неуловимым движением, делая вид, что приобнимает меня за плечи, протянул записку, намереваясь вложить её мне в складку рукава. Но его руку резким выпадом перехватил Рон и пристально вгляделся в глаза товарища, точно внушал ему свои мысли.
— Ей она не нужна, уже не нужна. Понимаешь, друг? Она другая! — от такой исступленной убежденности в его голосе меня всю скрутило.
— Отпусти меня и говори тише! — Рон нехотя выпустил руку.
Гарри укоризненно, но не так зло, как Уизли, посмотрел на меня и громко сказал:
— До свидания, моя девочка, ты прекрасно выглядишь! — а шепотом добавил: — Быстро прочитай, мы уходим. Береги себя, Герми...
Я смотрела им вслед и не понимала, когда это я стала другой? И почему они уходят? И где я, собственно, нахожусь? Глаза застилал туман, по телу разлилась внезапная слабость. Я из последних сил ввалилась в примерочную и, отдышавшись, прочитала короткое послание.
«Тебе необходимо переговорить с профессором Снейпом! При первой же возможности! Важно! Гермиона, мы с тобой, держись. Гарри и Рон.»
Как только мой взгляд прошелся по последней букве, бумага сгорела и не оставила после себя даже пепла, только приятное тепло в ладони. И это она мне «уже не нужна»? Откуда тебе было знать, Рон, что мне нужно... Но ты знал.
