Волшебница-танцовщица

    Она кружилась в вихре золотых листьев, безмолвно напевая одной ей известный мотив. Я же со снисходительной улыбкой наблюдал за ней, играл вместе с серебряным ветром на струнах арфы, вторя ей. Я с восхищением наблюдал за бриллиантами холодной утренней росы, россыпью украшавшими подол ее длинного платья, сотканного из первых солнечных лучей и прозрачного бледно-голубого неба. Ее волосы волнами развевались, повинуясь порывам ветра, решившего присоединиться к ее одиночному вальсу.
Жаль, что я не смогу составить ей компанию, и вынужден лишь наблюдать, как смеются искорки в ее черных глазах, когда она, делая очередной оборот, наблюдает за порывистым листком, решившим посмотреть поближе на нее. Стоит ей коснуться его нежной поверхности пальцами, и листок окрасится багрянцем и золотом.
Она пела, а я слышал в ее песнях мелодию утреннего ленивого ветерка и крики перелетных птиц, шепот усталых за жаркое лето буйных трав. Она задорно улыбалась, касаясь носком туфельки прозрачной капельки, превращая ее в жемчуг, который бросала мне в лицо, когда была зла на меня. Я лишь улыбался ей в ответ, не смея отвести взгляда от ее длинных рыжих локонов и черных глаз. Ведьма, она околдовала меня, привязала к себе своим танцем. Она смеялась надо мной, и черные вороны с хриплым карканьем пролетали надо мной, и влюбленный в нее ветер скалил на меня клыки, рыча в раздетых ее руками ветвях. Я по-прежнему смотрел на нее, очарованный и пораженный ее танцем и колдовством.
Она хмурилась и злилась, призывая темных хищных стражей, и танец ее превращался в беспорядочную пляску, лишь огненно-рыжие локоны метались змеями, когда она быстро кружилась в объятиях ветра в своем безумном вальсе. Я лишь покорно смотрел на нее, ожидая милости, и старался укрыться от ледяных пик ее слуг и стражей. Я бессилен перед ее ворожбой, одолеваемый волшебным сном, я продолжал наигрывать на струнах арфы музыку для нее, а она только смеялась злым смехом.
Мои заледеневшие и озябшие пальцы костенели от ее холодных касаний. Она кружила вокруг меня, и улыбка ее превращалась в оскал, и сверкали пламенем ее черные глаза. Наряд ее тускнел, а волосы седели, превращаясь в нечесаные космы, но я все так же очарован ею, ее танцем и песней.
Вскоре прекрасная волшебница превратилась в злобную каргу в белом рваном плаще, сварливую и злую. Она была беспощадна, угрюма, любила тьму и холод. Она измывалась надо мной, с хриплым воем кидая в меня мелкие осколки серебра, травила на меня своего пса, терзавшего мое оледеневшее тело, но мне было все равно – я засыпал, сам поседевший и усталый. И сон мой был спокоен. Мне виделись яркие брызги солнечного света, чириканье беззаботных синиц и дыхание трав. Я спал, зачарованный волшебным сном. Я слышал злые песни старухи, ее смех и вой, ее безумные пляски и чувствовал ее ворожбу, но был бессилен перед ней. Арфа моя давно молчала, ведь некому было играть на ней, только дикий ветер изредка теребил ее струны когтями, и тогда я словно просыпался от волшебного сна.
Чары ведьмы постепенно слабели, иногда я даже мог дотянуться до моей арфы и коснуться ее струн, но вновь вскоре проваливался в забытье. Я почти не помнил себя, не пытался бороться со старухой. Иногда я видел ее и понимал, что она почти растеряла свои силы, с каждым разом она становилась слабее и бледнее, меньше и тоньше. Даже глаза ее подернулись молочной пленкой и казались голубыми... как небо. Я вспоминал о лазури небес. Когда спал.
Старуха все меньше властвовала надо мной, а я набирался сил. Однажды я очнулся от волшебного сна, дотянулся до своей арфы и заиграл вновь, наполняя округу веселой и радостной песней. До меня вновь донеслись крики и щебет птиц, арфы братьев и сестер. Весь мир пел, радуясь смерти старой карги.
Передо мной танцевала смешная девчонка в легком ярко-зеленом сарафанчике, длинные волосы ярко-золотистого цвета разметались по ее плечам. Она смеялась и дирижировала мне кисточкой. Каждый ее взмах давал жизнь множеству бабочек умопомрачительно ярких и пестрых цветов – девчонка, что с нее взять. Я улыбался и пел вместе с ней, она кидала мне легкие солнечные блики, и я ловил их, легко и непринужденно. Ее кисточка заново раскрасила небеса и деревья, ее танец давал силу любимым мною травам и цветам, а я глядел на нее влюбленными глазами, опьяненный ее серебристым смехом и ласковым ветерком, ласкающим мое полное сил тело. Я бежал и подпрыгивал по острым камням, перепрыгивал через тонкие ветви вечно печальных ив, вслед за ней, довольный своей участью. Моя арфа звучала сильно и чисто, я набирался опыта, заглушая своей игрой собратьев. Я стал великаном, исполином, я обнимал весь мир своими руками.
А девчонка, играющая со мной, постепенно взрослела, превращаясь в прекрасную волшебницу, напевающую один ей известный мотив. Она кружилась в вихре разноцветных листьев, ее золотое платье вновь было расшито россыпью жемчуга и бриллиантов, а огненно-рыжие волосы развевались, повинуясь ветру. Я замирал от ее пения, тихонько перебирая пальцами струны арфы, восхищенно наблюдая за сгорающим от ее касаний миром. Большего она мне не позволяла, лишь изредка злилась на меня, кидая острые серебряные иглы мне в лицо.