Гюнтер Грасс 'Мое столетие'

1900

Я, под­ме­няя се­бя са­мого со­бой са­мим, не­из­менно, из го­да в год при этом при­сутс­тво­вал. Ко­неч­но же, не всег­да на пе­редо­вой ли­нии: пос­коль­ку неп­ре­рыв­но шла ка­кая-ни­будь вой­на, наш брат ку­да как охот­но пе­реме­щал­ся в ближ­ний тыл. Прав­да по­нача­лу, про­тив ки­тай­цев, ког­да в Бре­мер­ха­вене фор­ми­ровал­ся наш ба­таль­он, я сто­ял в пер­вой ше­рен­ге сред­не­го зве­на. Сре­ди нас поч­ти все бы­ли доб­ро­воль­ца­ми, прав­да из Штра­убин­га выз­вался толь­ко я один, хоть и от­праздно­вал не­дав­но по­мол­вку с Ре­зи, с мо­ей Те­резой, дру­гими сло­вами.

Пе­ред пог­рузкой на ко­рабль мы име­ли тран­со­ке­ан­ское со­ору­жение Се­веро­гер­ман­ско­го от­де­ления Ллой­да за спи­ной и сол­нце - в гла­за. Пе­ред на­ми на вы­сокой три­буне сто­ял кай­зер и про­из­но­сил впол­не бой­кую речь по­верх на­ших го­лов. От сол­нца же нас за­щища­ли ши­роко­полые го­лов­ные убо­ры но­вого об­разца, име­ну­емые зюй­двес­тка­ми. Сло­вом, выг­ля­дели мы ли­хо. А вот на кай­зе­ре был осо­бый шлем: мер­ца­ющий орел на го­лубом фо­не. Кай­зер го­ворил о вы­соких за­дачах и о ко­вар­ном вра­ге. Речь его ув­ле­кала. Он ска­зал: «Ког­да вы прис­ту­пите к опе­рации, знай­те: ни­какой по­щады вра­гу, плен­ных не брать...» По­том он на­пом­нил нам про ко­роля Ат­ти­лу и про ор­ды его гун­нов. Гун­нов Его Ве­личес­тво наз­вал дос­той­ны­ми под­ра­жания, хоть и про­яв­ля­ли они се­бя с из­лишней жес­то­костью. Из-за че­го впос­ледс­твии на­ши со­ци пуб­ли­кова­ли наг­лые «Пись­ма гун­нов» и не­щад­но глу­мились над речью кай­зе­ра. Под ко­нец сво­ей ре­чи кай­зер дал нам свой кай­зе­ров­ский на­каз: «Раз и нав­сегда от­крой­те до­рогу куль­ту­ре!», а мы от­ве­тили ему тро­ек­ратным «ура!»

Для ме­ня, как вы­ход­ца из Ниж­ней Ба­варии, за­тяж­ное мор­ское пу­тешес­твие по­каза­лось ужас­ным. По­ка, на­конец, мы не при­были в Тянь­цзинь, где уже соб­ра­лись все: бри­тан­цы, аме­рикан­цы, рус­ские, да­же нас­то­ящие япон­цы и не­боль­шие от­ря­дики из стран по­мель­че. Бри­тан­цы - это, по су­ти го­воря, бы­ли ни­какие не ан­гли­чане, а ин­ду­сы. По­нача­лу наш от­ряд был до­воль­но ма­лочис­ленным, но за­то у нас, по счастью, име­лись но­вые 5-сан­ти­мет­ро­вые ско­рос­трель­ные пуш­ки от Круп­па. А аме­рикан­цы, те ис­пы­тыва­ли свой пу­лемет «Мак­сим», дь­яволь­ская штуч­ка, до­ложу я вам. Так что Пе­кин мы взя­ли в два сче­та. И ког­да под­тя­нулась на­ша часть, де­ло выг­ля­дело так, буд­то все уже за­кон­че­но, о чем мы, ко­неч­но, от ду­ши по­жале­ли. Но не­кото­рые бок­се­ры по-преж­не­му не ос­тавля­ли нас в по­кое. Их на­зыва­ли бок­се­рами, по­тому что они ос­но­вали тай­ное об­щес­тво Ихэ­ту­ань, или, ес­ли пе­ревес­ти, что-то вро­де «сра­жа­ющи­еся ку­лака­ми». Вот по­чему бри­ты пер­вы­ми и за­гово­рили о бок­сер­ском вос­ста­нии. Бок­се­ры не­нави­дели всех инос­тран­цев, по­тому что те про­дава­ли ки­тай­цам вся­кую дрянь, а бри­ты, те боль­ше все­го при­тор­го­выва­ли опи­умом. Вот и выш­ло по при­казу кай­зе­ра: «Плен­ных не брать».

Для по­ряд­ка всех бок­се­ров сог­на­ли на пло­щадь пе­ред Не­бес­ны­ми во­рота­ми, как раз пе­ред сте­ной, от­де­ля­ющей Го­род мань­чжу­ров от ос­таль­но­го Пе­кина. Они все бы­ли свя­заны за ко­сы, что выг­ля­дело очень за­бав­но. По­том их ста­ли ли­бо расс­тре­ливать по груп­пам, ли­бо обез­глав­ли­вать по-од­но­му. Но об этих ужа­сах я не на­писал сво­ей не­вес­те ни еди­ного сло­веч­ка, а пи­сал я ей толь­ко про яй­ца, про­лежав­шие в зем­ле сто лет, и про па­ровые клец­ки по-ки­тай­ски. Бри­ты и мы, нем­цы, ста­рались быс­тро уп­равлять­ся с ружь­ями, тог­да как япон­цы, обез­глав­ли­вая бок­се­ров, сле­дова­ли ста­рин­ной, на­ци­ональ­ной тра­диции. Од­на­ко бок­се­ры пред­по­чита­ли быть расс­тре­лян­ны­ми, по­тому что бо­ялись, как бы им не приш­лось на том све­те бе­гать со сво­ей от­рублен­ной го­ловой под мыш­кой. Боль­ше они ни­чего не бо­ялись. Я сво­ими гла­зами мог наб­лю­дать од­но­го ки­тай­ца, ко­торый пря­мо пе­ред расс­тре­лом жад­но до­едал ри­совый пи­рог, об­макнув его в слад­кий си­роп.

На пло­щади Тянь­ань­мынь за­дувал ве­тер, при­летав­ший из пус­ты­ни и под­ни­мав­ший об­ла­ка жел­той пы­ли. Все вок­руг ста­нови­лось жел­тым, и мы то­же. Вот об этом я на­писал сво­ей не­вес­те и на­сыпал в поч­то­вый кон­верт нем­но­го жел­то­го пес­ку. Но пос­коль­ку япон­цы от­ре­зали ки­тай­цам ко­сы, что­бы по­том бы­ло спод­ручнее от­ру­бить им го­лову, на пло­щади в жел­том пес­ке час­то ле­жали куч­ки от­ре­зан­ных кос. Од­ну из них я под­нял и от­пра­вил до­мой как су­венир. Вер­нувшись, я ко все­об­ще­му удо­воль­ствию но­сил ее на кар­на­валь­ных гу­лянь­ях, до тех пор, по­ка моя не­вес­та не сож­гла ее. «Это прив­ле­ка­ет в дом не­чис­тую си­лу!» - ска­зала Ре­зи за два дня до на­шей свадь­бы.

Впро­чем, здесь уже на­чина­ет­ся дру­гая ис­то­рия.