Боже, храни Императора!

Память

- Гвенаэль, могу я задать тебе один вопрос? - император говорил тихо, но в этой части дворца акустика была просто чудесной, так что ординарию не доставляло труда расслышать слова Одрика.
- Естественно, Ваше Величество. - голос ординария сейчас тоже не отличался особой громкостью, но у Д'Эглизов это было, так сказать, в крови - никто в их семье не говорил громко, если этого не требовали обстоятельства. "Шепчущего правду услышат и в голосящей толпе" - таков был их негласный девиз и своеобразный закон, верный и достойный того, чтобы ему подчиняться.
- Я давно уже хотел спросить тебя об этом, но как-то не выходило. - Одрик и Гвенаэль повернули за угол и их взору предстал длинный коридор с витражными окнами.
Благодаря безоблачной погоде лучи заходящего солнца, пробиваясь через цветные стёкла, создавали невероятной красоты отражения на стенах дворца. Восточные ткани напротив витражей заиграли новыми красками, их узоры стали ещё более причудливыми и экзотичными. Удивительно, но теперь это зрелище даже Дюран мог назвать приятным, с гордостью за себя вспоминая день, когда он выгнал всех советников из дворца и из жизни как своей, так и его любимой Империи, к чертям собачьим. Да, то был прекрасный, просто замечательный день! До конца жизни он будет вспоминать свои уверенные шаги, звук которых сопровождал его вплоть до тронного зала, придавая запала и сил принять правильное решение. Император был уверен, что эти стены, витражи и даже ненавистные иностранные ткани запомнят его мудрые решения, героические подвиги и его самого, передавая всё это последующим поколениям, направляя людей на правильный путь, вдохновляя их.
- Скажи... - Одрик подошёл к первому витражу и остановился напротив, пытаясь отставить в сторону мечты и сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас. - Кто они?
Из ярких цветных стёкол великий витражный мастер составил самую настоящую картину. Ни у кого не поворачивался язык назвать это простыми витражными окнами, потому что это были самые настоящие произведения искусства - настолько реалистично, насколько это позволяло стекло, были сложены из кусочков мерцающих стёкол складки плащей, кудри волос и окружение людей, изображённых на них. Одрик, по какой-то никому неизвестной причине, очень гордился тем, что в его дворце находится нечто подобное. Хотя, если подумать, причина была вполне понятной - ни в одном государстве, кроме, конечно, Империи, не было доселе человека, способного сотворить столь утончённые украшения. Только мастер из рода Де Верр мог создать нечто подобное, настолько реалистичное и детально проработанное, но в то же время волшебное и загадочное, что далёкий от искусства Дюран приходил в самый настоящий восторг при виде их работ.
Но всегда была одна вещь, которая заставляла императора чувствовать себя невероятно неуютно, когда он проходил по этому коридору в одиночестве. Когда с ним никого не было рядом, он пытался поскорее пройти мимо гигантских плоских фигур, и лишь чьё-то присутствие позволяло взять себя а руки, успокоиться, на время забыть о мелочи, беспокоившей его так сильно.
У них не было лиц.
Ни у одного из порядка тридцати витражных людей на было ни рта, ни носа, ни глаз. Их эмоции и мысли оставались загадкой, потому что у них не было ничего, что помогло бы им показать себя. Из-за этого индивидуальность стеклянных гигантов для Одрика терялась. Что-то неправильное было в таком способе изображения... кого? Каждый раз при виде витражей голову Дюрана наполняли вопросы. Интересно, мучаются другие люди здесь так же, как он? Рождает ли каждый вопрос с десяток ещё более запутанных и важных загадок, как это происходит у него? Почему же такая мелочь, как отсутствие лиц на витражах, так злила его, рождала в голове хаос и панику? Ответы на все вопросы, периодически занимавшие его мысли и надолго путающие их, мог знать только Гвенаэль. Он прожил долгую жизнь, он мудр и все те знания, которые он получал и бережно нёс сквозь года, помогут Одрику, во что тот верил непоколебимо и свято.
- Ваши предшественники, Ваше Величество. От императрицы Ариан и...
- Нет, нет же! - Дюран внезапно прервал друга, стал возбуждённым и даже злым. - Не притворяйся, что не понимаешь меня.
- Простите, Ваше Величество, но тогда я действительно не могу уловить вашу мысль. - голос Д'Эглиза дрогнул, буквально на долю секунды, но Одрику этого хватило, чтобы понять, что Гвенаэль лжёт. Возможно даже впервые в жизни. Когда ему станет лучше, император, вероятно, даже отметит это для себя как маленькую победу. Для него не было ничего лучше, чем открывать в людях новые стороны характера, провоцировать их на что-то новое, возможно даже слегка глупое, но такое интересное и необычное для них самих.
- Ложь - не твоё, дружище. - Одрик через силу улыбнулся, но улыбка, тем не менее, вышла почти на сто процентов похожей на настоящую. Невнимательный человек бы в жизни не заподозрил, что Дюрану не по себе.
Император постарался собраться с мыслями, что, если честно, выходило не очень, но всё равно помогло отвести взгляд от витражей к стене. Холодная монотонность серых камней приковывала взгляд к себе и слегка успокаивала Дюрана. Только вот говорить всё ещё было тяжело, а мысли путались, путались...
Гвенаэль тяжело вздохнул. Он знал, что рано или поздно император обратит внимание на эту маленькую, но отчего-то режущую многим глаза деталь. К тому же, Д'Эглиз знал, что за ответом Одрик придёт именно к нему. Действительно, Гвенаэль был для императора не просто хорошим советчиком или другом. Легко можно было понять, что Дюран видел в нём кого-то вроде наставника или даже отца. Мудрость, доброту и готовность помочь ближнему император разглядел в ординарии сразу же, как увидел его. Тогда же он понял, что у них есть все шансы если не подружиться, то иметь очень неплохие приятельские взаимоотношения. И, наконец, заметив небычные витражи, он уже знал, к кому пойдёт за ответами. К тому же, Гвенаэль проводил во дворце довольно много времени для носителя церковного сана и появился он тут всяко раньше Одрика.
Раньше него появился тут лишь Эмерик Бонне - неутомимый и несмотря ни на что довольно приятный в общении казначей и, по совместительству, ключник. Тем не менее, он был чуть ли не в два с половиной раза моложе ординария. Если бы не тот факт, что во дворце он родился и был сыном как раз таки ключницы и казначея, то вся его биография была бы очень уж туманной. Впрочем, она не переставала быть таковой до конца, но это уже тема для отдельной истории. Главным было то, что Эмерик Бонне был человеком весьма занятым и дело своё любящим до такой степени, что кроме него его мало что интересовало. Разве что выпивка, азартные игры и, возможно, периодически появляющиеся мечты стать прекрасным принцем какой-нибудь молоденькой придворной дамы. В общем, типичные развлечения двадцатилетнего парня своего времени, коим наш ключник и являлся и статус кого он старался доказать всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Ну и конечно же, при таком раскладе он ни в коей мере не интересовался цветными стекляшками в коридорах. Разве что он мог на глаз прикинуть их цену и в нём ненадолго загоралось желание такое сокровище продать. Жаль, но Гвенаэль, в действительности заменивший ему преждевременно почившего отца, не поддерживал рвения юного строителя капитализма продать добрую часть дворца и прогулять заработанное в ближайшем кабаке.
Эти и множество других причин пересекались, переплетались и в итоге привели правителя Империи к единственно правильному решению - заставить раскрыть секрет пустых лиц именно Гвенаэля и никого другого. Как бы Д'Эглиз хотел отсрочить этот момент, может быть даже убежать от ответственности. Конечно, у него был ответ, он знал правду и даже готов был поделиться ей. Она не была страшным секретом и не ломала психику узнавшего её, но Одрик был из тех людей, которые могли её не принять. Кто знает, как отреагирует молодой император, узнав, что же кроется за этими таинственными лицами предыдущих правителей (а если быть точнее, за их отсутствием)? Как это скажется на нём? Этого ордиарий не мог сказать.
Ариан, первая правительница Империи, возвышалась над двумя застывшими и запутавшимися людьми. Оба они взглянули на её пустое лицо - Гвенаэль - смиренно и смело, а Одрик - украдкой -, словно ожидая от неё каких-то действий. Казалось, что будь у неё лицо, то сама она бы смотрела на них с укором.
Ординарий снова тяжело вздохнул. Он не мог убежать и понимал, что правда всё равно всплывёт и оберегать Дюрана от неё глупо и бессмысленно.
- Вы говорите про лица?
- Скорее про их отсутствие. - резкое окончание паузы заставило Дюрана вновь упереться глазами в витраж, а говорить отчего-то стало труднее. - Да.
- Что ж... - Гвенаэль начал слегка неуверенно, но вскоре его голос вновь стал ровным и спокойным - Это всего лишь наша древняя традиция. О ней, наверняка, не знают в вашем королевстве, а если и знают, то особо не говорят. Если говорить коротко, то... мы не помним наших правителей.
Не худшие, но и не самые лучшие ожидания Гвенаэля оправдались. Казалось, что императора только что ударили чем-то тяжёлым по голове. Пока что он был в замешательстве, но какова будет дальнейшая реакция ординарий сказать не мог.
- В каком смысле "не помним"? - стоило отдать Одрику должное - выдержка у него была почти что железная и он смог вести себя спокойно, хоть на самом деле где-то внутри начиналась самая настоящая буря.
- Когда жизнь первой правительницы Империи, Ариан Светлой, подходила к концу, она созвала всех своих детей. Тогда, лёжа на смертном одре, она сказала им последнюю из Двадцати Истин Ариан, которые она обещала принести в мир сразу же после основания Империи и восхождения на трон. "Помните, что прошлое тормозит вас. Отбросьте его, отбросьте память. Идите лишь вперёд, и будущее будет вашим." Она велела потомкам забывать скорбь, забывать радость, забывать бродяг, забывать императоров... Но люди не могут забыть просто так. Они решили, что лишь перенеся образ из головы куда-либо, они избавят память от ноши. Отсутствие лица это своеобразный символ отрешённости от прошлого, способ забыть.
- Так кто же они, в конце концов?
Вопрос застал Гвенаэля врасплох. Одрик явно не спрашивал, какой статус они имели или какую должность занимали.
- Кто они для тебя, Гвенаэль? Что они сделали для Империи? Были ли они тиранами или добряками, помогавшими всем подданным?
- Я... я не могу сказать. - Д'Эглиз задумался и поник. А ведь он действительно не помнил. Ни их дел, ни характеров, ни имён.
Другие королевства оставляли о каждом правителе бесчисленное множество записей, преподносивших читателю такой обширный список дел и черт характера того или иного короля, что после прочтения даже довольно короткой биографии каждому казалось, что это не просто какой-то мифический образ, а твой закадычный друг или хороший знакомый, а может быть даже злейший враг. Но в любом случае никто и никогда не мог усомниться в существовании этого человека, в том, что он был не просто образом, а личностью, личностью с проблемами, радостями и тревожившими его во время жизни (определённо великой и плодородной!) потребностями. Они существовали.
В Империи же всё было совсем не так. Факт существования императора или императрицы подтверждали лишь скупые записи имени, даты рождения и даты смерти в дворцовой летописи. Их дела, несомненно, были увековечены в тех или иных книгах а подвиги прославлены и воспеты поэтами, но ни за чем не стояло ни конкретных дат, ни имён. Когда-то это просто было сделано, а кем - значения не имело.
Это заставило Д'Эглиза задуматься. Он никогда особо не обращал на это внимания. Да, правители и правительницы для него и прочих жителей Империи были лишь образами, ничего за собой, в принципе-то, не несущими. Лишь только Ариан запомнилась своими Истинами и, конечно, тем, что именно она основала Империю, сушествующую уже двести пятьдесят лет и до сих пор являющуюся домом для великого множества людей. Но кем были остальные? Что конкретно они привнесли в историю?
Собственное незнание ужаснуло Гвенаэля. Он пытался оправдать себя тем, что оно было вынужденным, но привычка быть честным с собой в итоге победила все попытки обвинить в появлении роя неразрешимых вопросов кого-то другого.
Одрик, на самом деле, ожидал подобного ответа, но легче от этого не становилось. Ему было больно от осознания того, что и он забудется. Нет, стены не запомнят его подвигов. Подданным будет достаточно лишь знать его имя и им не будет смысла закреплять что-либо за ним. Когда человек перестал быть таким важным, так обесценился? Хотя, тут так было всегда. Но так не хотелось кануть в небытие и так сильно было желание оставить после себя какой-либо след. Неважно, что - новую захваченную страну, грандиозную реформу или даже какое-либо более простое достижение. Главное, чтобы его. Чтобы когда-нибудь кто-нибудь написал, что именно Одрик сделал это. Чтобы его именем назвали, например, город или что-то в этом роде. Да даже не в славе было дело! Просто чтобы о нём запомнил хоть кто-то. Разве смерть это не когда тебя забывают окончательно? И разве не смерть - главнейший человеческий страх, заставляющий нас двигаться вперёд и искать новые пути оставить даже самый маленький след в истории?
- Подумай над этим, дружище. - грустно шепнул император, с трудом отрываясь от мыслей, которые, он знал, были такими же, как и у ординария. - И я подумаю тоже.
Гвенаэль поклонился и направился дальше по коридору, в сторону своих небольших покоев, умиротворённость и маленькая площадь которых прекрасно располагали к размышлениям. Одрик же ещё минут десять стоял около гигантских витражей, не решаясь взглянуть на них. Позже он, возможно, обсудит это ещё с кем-нибудь. С Гюставом, например. Да, эта тема должна ему понравиться.
Пока император пытался отогнать навязчивые мысли, солнце быстро закатилось за горизонт. Одрик оторвал взгляд от сапог и посмотрел вперёд. Не сказать, что эта своеобразная галерея была длинной, но в ночи она казалась бесконечной и очень тёмной. Настолько тёмной, что Дюрану на секунду показалось, будто в этой призрачной темноте, окутавшей конец коридора, что-то прячется... Нет, нет, такого не может быть, это лишь его взбудораженное воображение. Но эта рациональная мысль ему нисколько не помогла отделаться от ощущения, что из темноты на него смотрит враждебное и опасное нечто. Круто повернувшись на невысоких каблуках, император пошёл в ту же сторону, куда до этого направился Гвенаэль, только идти ему нужно было дальше, мимо кельи ординария, лестницы, тронного зала... А главное - быстрее, как можно быстрее. Возможно, он боялся темноты и монстров, которых вечером мы видим вместо веток деревьев и кустов, но сейчас Дюран пытался убежать от всех этих витражей и правды. А ведь все мы знаем, насколько она страшнее монстров под кроватью.

***

В другом конце дворца, на втором этаже архива, горел свет. Гюстав читал, периодически поправляя очки - новое изобретение и единственную модную ныне вещь, которую он считал полезной и практичной. Неожиданно для себя он ухмыльнулся. Он и сам ее знал, почему, но решил, что на это точно была причина. Часто его мысли опережали события и этот случай наверняка не был исключением.