Фремиона. Любовь через Преграды

Глава 1

========== Глава 1 ==========

Захлестнувшая Гермиону тревога медленно отступила, когда девушка, по привычке достав волшебную палочку, вошла в запыленную квартиру, оставленную ее родителями почти год назад. Снятая с петель входная дверь и разбросанные повсюду вещи наводили на мысли о том, что после захвата Министерства Пожиратели Смерти нагрянули сюда в поисках родных Гермионы Грейнджер, объявленной вне закона. Как видно, недовольные провалом поисков приспешники Темного Лорда всю свою злость выместили на ни в чем не повинной мебели.

Гермиона с сожалением посмотрела на разбитые фотографии, осколки стекол то и дело мерцали на пыльном полу. Застывшая на пороге в некоторой нерешительности девушка задумалась, обводя взглядом запустелое помещение. Страшно подумать, что случилось бы, если бы она не догадалась так обезопасить родителей, стерев их память и отправив в Австралию. Она могла бы лишиться их... А лишений война принесла немало.

Послышался какой-то скребущий звук, и Гермиона словно очнулась от раздумий. Кажется, по полу пробежала крыса. Да уж, дом пришел в запустение после спешного побега. Нельзя допустить, чтобы родители увидели весь этот хаос.

Было так непривычно возвращаться в ставший чужим родной дом после всего произошедшего. Сразу после победы Гарри Гермиона, полная волнений за родителей, поспешила отправиться в Австралию. Гарри понял ее. И Рон, кажется, тоже. Он должен был понять, хотя и косился на нее так неодобрительно, когда девушка, спешно прощаясь, спешила коснуться любезно предоставленного Министерством портала.

К счастью, Гермионе удалось вернуть родителям память. Девушка едва не расплакалась, увидев улыбки узнавания на родных лицах. Но война закалила Гермиону Грейнджер, особенно эпизод с Беллатрисой Лестрейндж, оставивший на память девушке шрам – вырезанное кинжалом слово «грязнокровка». Как будто без этого напоминания она не могла бы запомнить свое место в этом проклятом разрушенном мире.

Отогнав от себя грустные мысли, Гермиона решительно вступила в квартиру, несшую на себе отпечаток всех пережитых страхов. От них пора избавляться. Война закончилась. Жизнь наладится. Рано или поздно, но все будет хорошо.

Первым делом Гермиона распахнула настежь все окна, чтобы свежий воздух вытеснил тягостный затхлый запах, витавший в позабытых комнатах. Без магии, находя в этом какое-то странное удовольствие, девушка вытерла пыль и вымыла полы, осторожно собрав все осколки, и уложила в кучу все сломанные вещи с намерением починить их по мере возможности. Гермиону обеспокоила старая тумбочка, которая восстановлению не подлежала – на нее воздействовали каким-то из Непростительных заклинаний, разрушив до основания. Думать о том, что это была Авада и что из-за Гермионы могли пострадать невинные люди – например, соседи, - не хотелось.

К вечеру вымотанная работой по дому девушка устало свалилась в кресло. Чувствовать усталость было даже приятно – все лучше, чем постоянный страх, выворачивающий душу наизнанку. Как же это странно – не чувствовать тревоги, не волноваться, быть «почти в безопасности»... От этого Гермиона отвыкла быстро, но привыкать будет сложнее. Нужно учиться жить в новом мире, который скоро воскреснет, как феникс из пепла, на пепелище разрушенного.

Спать не хотелось, и, отдохнув, Гермиона с удвоенным рвением принялась расставлять вещи из коробки, которую девушка забрала с площади Гриммо – ведь в тот злополучный день, когда Золотое трио вознамерилось пробраться в Министерство, домой оно так и не попало, и все вещи остались там. В большинстве своем в коробке оказались старые школьные книги, какие-то свитки с конспектами, даже носки гриффиндорской расцветки, сломанные перья – словом, хлам.

И тут Гермиона напоролась рукой на острый край странной шкатулки, лежавшей почти на самом дне коробки. Девушка точно помнила, что такой вещи у нее отродясь не было – уж слишком изящная тонкая работа, указывающая на дороговизну шкатулки позолота...

- Наверное, прихватила по ошибке, - вслух пробормотала Гермиона, отставив прелестную вещицу. Она действительно спешила поскорее покинуть перешедший в собственность Гарри особняк, сама не зная, почему – может, потому что видеть ставшего напоминанием обо всем произошедшем Гарри, осунувшегося от постоянного стресса, было слишком тяжело. – Нужно будет отдать Гарри.

Но любопытство все же возобладало, и Гермиона снова взяла шкатулку в руки. Какой-то странный замок, к нему нужен ключ, или... Девушка схватила волшебную палочку – она не отпускала ее ни на минуту, всегда держа при себе, - и прошептала: «Алохомора!». Крышка осторожно откинулась, открывая взгляду Гермионы стопку бумаг и лежавший на них кулон с голубым переливчатым камешком.

Почти сразу же внутри девушки появилось чувство, будто этот кулон был ей странно знаком. Гермиона точно знала, что видит и шкатулку, и украшение впервые. И все же пальцы против воли сжали голубой камешек, от которого исходило странное тепло.

Подивившись внезапному дежа вю, Гермиона нехотя отложила кулон обратно в шкатулку. Рука ее дрогнула над стопкой бумаг.

- Я не имею права читать чужие записи, - одернула себя Гермиона. – Или...

Но раздавшийся в комнате резкой трелью телефонный звонок прервал ее размышления, и девушка поспешила взять трубку. Все же такое странное чувство – возвращаться к привычной жизни, к магловским штучкам, к покою и уюту слишком тяжело. То и дело ждешь подвоха, ждешь неприятного известия. Кое-как справившись с плохим предчувствием, Гермиона хрипло каркнула в трубку:

- Да?

Тревога тут же исчезла – звонили родители, узнать, все ли в порядке дома и когда уже можно будет вернуться обратно. Гермионе кое-как удалось уговорить родных переночевать пару дней в гостинице – она понимала, что возвращаться домой еще опасно. Все-таки сейчас тревожное время. Да и порядок навести перед визитом родных не мешало.

После разговора с мамой настроение Гермионы улучшилось, и девушка снова вернулась к своему занятию. Шкатулку она решила оставить напоследок, да так про нее и забыла, расставляя по полкам книги и подолгу засиживаясь над вещами, несшими в себе слишком много воспоминаний – в основном тягостных.

Сжав в дрожавших пальцах баночку бадьяна, Гермиона подавила грустную улыбку. Она так волновалась за Рона тогда, при расщепе, лихорадочно смазывала его рану и подолгу сидела у его постели. Сразу же вспомнилась и злополучная ссора, тот дождливый вечер, когда Рон ушел, и его «триумфальное» возвращение со спасенным Гарри.

О ней тогда никто не думал, да Гермиона и сама о себе думала в последнюю очередь. На первом месте всегда были Гарри и крестражи, дальше – с небольшим отрывом, - шли Рон и родители. А уж потом, где-то там, позади, столпились мысли о ее будущем, о ней самой, о том, что ее ждет дальше. А ведь она так волновалась за своих мальчишек, как мысленно она называла приятелей, не спала ночами, обдумывая, что бы предпринять дальше. Иногда в ее сны, наполненные тревожными видениями о родных и о смертях, свидетелями которым она стала, проникали мысли о Роне – о смешном, веснушчатом, нескладном и таком родном, привычном Роне, который всегда сначала делал все наперекосяк, а потом уже думал, осознавал и неуклюже извинялся – хорошо, если дело доходило до третьей фазы. Пожалуй, определяющее слово – привычка. За все эти годы Гермиона просто привыкла к своему другу, привыкла быть с ним рядом, переживать за него больше, чем за себя и, пожалуй, лидировать, вести его за собой, что сейчас, наедине, мысли об их отношениях казались смешными и нелепыми. Просто друг, просто человек, всегда бывший с нею рядом.

Рон был ненадежен. Он мог оставить ее и сбежать, как поступил тогда, поссорившись с Гарри. За ним Гермиона точно не могла чувствовать себя защищенной. Скорее, это она могла защитить приятеля, ловко метнув в очередного нападающего заклинание. Гермиона всегда была сильной, пока Гарри мучился угрызениями совести и постоянным чувством вины, а Рон играл в героя, пытаясь бороться со своей натурой.
Гермиона была среди них самой сильной. Ни намека на слабину. Никаких истерик, хотя было столько возможностей послать все к чертям и уйти, подобно Рону. Никаких слез, хотя плакать хотелось. Гермиона была сильной, потому что того требовали обстоятельства.

А сейчас ей хотелось стать слабой. Но, увы, пока что это невозможно. Нужно думать о будущем, о работе, о том, как бы выстроить новую жизнь на обломках рухнувшей старой. Рациональная расчетливая умница-Гермиона, всегда думающая наперед. Невыносимо скучная тоскливая заучка, все мысли которой заполнены знаниями. Этими никому не нужными знаниями о заклятьях и школьной программе.

Гермиона знала обо всем на свете. Но она не знала одной важной вещи.

Как же ей жить дальше?


Следующим утром девушка старательно улыбалась родителям, наконец-то вернувшимся домой. Прошлую ночь она плохо спала, устроившись на диване в гостиной – видеть свою бывшую комнату было невыносимо тяжело. Промучившись всю ночь мыслями о прошлом, наутро Гермиона проснулась совершенно разбитой. Такое привычное, даже родное чувство – так она себя чувствовала каждое утро несостоявшегося седьмого курса обучения в Хогвартсе. И приклеивать улыбку стало привычно. Привычно собирать растрепанные волосы в хвост, доставать из-под подушки волшебную палочку и делать обход территории. На этот раз Гермиона ограничилась пробежкой вокруг дома, немного взбодрившей ее, и чашкой чая.

Родители, кажется, не заметили подвоха в ее поведении. Улыбались, прохаживаясь по вычищенному дому, сетовали насчет всего случившегося и перезванивали друзьям, интересуясь, все ли у них в порядке.

А перед сном Гермиона почувствовала, как на ее постель присела мать. Джин Грейнджер не сказала дочери ни слова. Просто провела пальцами по ее вечно взъерошенным волосам и начала напевать колыбельную. Сразу же накатило ощущение вернувшегося детства. Гермиона вспомнила, как когда-то босая бежала в спальню родителей и укладывалась в их постель, что-то бормоча о страшных снах, и мать вела ее на кухню за чашкой теплого молока на ночь. И пока Гермиона старательно опустошала кружку, мать гладила ее волосы, напевая эту самую колыбельную.

От щемящего чувства в груди Гермиона едва не расплакалась. Уж слишком все хорошо и спокойно, уж слишком хочется верить в то, что все в порядке. На минуту она даже поверила в это, но, едва только девушка прикрыла глаза, как в голове снова возникли картины недавнего прошлого, вспышки заклинаний и грубый смех Беллатрисы Лестрейндж.

Словно в подтверждение мыслям дочери мать коснулась лежавшего поверх одеяла запястья Гермионы и провела пальцами по навечно врезанным в нежную кожу словам.

- Что же мне делать дальше, мама? – глухо пробормотала Гермиона.

- Строить новую жизнь, - тихо ответила женщина.

Через три дня Гермиона нашла съемную квартиру и переехала в другой район Лондона, в небольшую студию. Полностью самостоятельная Гермиона Грейнджер вступила во взрослую жизнь.

Девушка пролистывала предложения о работе в «Ежедневном пророке», когда вдруг наткнулась на заметку о Гарри. Под заголовком, гласившим «Гарри Поттер – герой или одержимый?» была фотография героя Магической войны, расталкивавшего обступившую его толпу. Да уж, Гарри сейчас не позавидуешь, на него навалилось столько всего, что впору и вправду сойти с ума.

Коротенькая заметка под огромной фотографией рассказывала о буйстве Гарри Поттера у больницы Святого Мунго, куда доставили одного из членов семьи Уизли, которой Гарри приходился чуть ли не родственником.

- Черт, я же совсем забыла! – вслух пробормотала Гермиона, так резко подскочив с дивана, что испугавшийся Живоглот, рассерженно фыркнув, вмиг слетел на пол и забрался под журнальный столик.

Какая же она бесчувственная! Ей и в голову не пришло вспомнить о произошедшем в семье Уизли горе. Раненый Фред Уизли находился в тяжелом состоянии, когда Гермиона отправлялась за родителями, она успела только увидеть, как парня унесли в больничное крыло к мадам Помфри, разбиравшейся с ранеными. Честно говоря, Гермиона решила, что Фред безнадежен и умрет, но ведь надежду на лучшее еще никто не отменял?

Спешно одевшись, Гермиона отправилась к больнице Святого Мунго, почему-то не трансгрессировав, а просто прокатившись на метро. Возможно, она хотела немного побыть одной, собраться с мыслями, прийти в себя и приготовиться к самому худшему. При мысли о Роне, с которым она наверняка встретится у палаты Фреда, у Гермионы по коже пробежали мурашки. Она абсолютно не представляла, что скажет ему при встрече. «Привет, Рон, я думаю, нам не стоит пробовать начинать отношения, потому что ты мне надоел». Так, что ли?

Сразу же вспоминалось веснушчатое лицо приятеля с пустыми голубыми глазами – огонь в них зажегся только после того злополучного поцелуя в самый разгар битвы за Хогвартс. И теперь этот огонь снова потухнет. Гермиона чувствовала себя виноватой, но разве могла она что-либо сделать? Похоже, она сама не могла разобраться в своих чувствах к Рону – если они, конечно, имели место быть. Но неужели волнение за друга можно считать чем-то большим, намеком на какие-то серьезные чувства? Тогда, на войне, все казалось таким естественным – и Рон рядом, и их дальнейшие отношения, и поцелуй... А теперь все стало таким пугающе-непонятным.

Выйдя из метро, Гермиона направилась к входу в больницу Святого Мунго, на ходу поправляя одежду и собираясь с мыслями. Перед ее глазами так и стояло лицо Рона, девушка ничего не видела вокруг и пару раз чуть не врезалась в прохожих. Сегодня она поговорит с Роном, и они все выяснят. А заодно она навестит и Фреда Уизли. Чертовски невежливо было с ее стороны так поступить – забыть обо всем из-за собственных проблем. В конце концов, не только ее жизнь оказалась разрушена. Ей еще повезло. Теперь, когда все в порядке, пришло время заняться другими вещами и, возможно, помочь пережить семейству Уизли свалившееся на них горе.


Как же отличалась больница Святого Мунго от обычных магловских больниц! Здесь не пахло медикаментами – как же свободно было дышать без витавшего по коридорам этого запаха безнадежности! – сновали целители в лимонно-желтых халатах, да и посетители выглядели в большинстве своем весьма специфично. Гермиона позволила себе улыбнуться, заметив маленькую девчонку, тащившую за собой трансфигурированного в собачку мальчика – судя по всему, то был ее младший братец, так как его голова, пугающе смотревшаяся на собачьем тельце, громко разглагольствовала на тему мести сестрице и возмущенно жаловалась идущему рядом отцу.

Оглядевшись, Гермиона увидела спускавшегося Гарри. Парень был изможден, его глаза запали, пальцы все не выпускали палочку по извечной привычке во всем видеть опасность. Гермиона как никто другой понимала приятеля. Им всем пришлось нелегко после войны.

- Гермиона! – на мгновение усталое лицо друга озарилось неподдельной радостью. – Ты почему здесь? Что-то случилось? – он тут же помрачнел, и Гермиона поспешила его успокоить.

- Нет, все в порядке. Я пришла узнать, как там Фред и... Рон, - она неуверенно произнесла имя приятеля, и, кажется, Гарри понял ее смущение и страх.

Не говоря ни слова, он взял ее за руку и повел за собой, не отвечая на вопрос дежурной привет-сестры. Герою позволяется все, а, значит, и его спутникам тоже. Пальцы Гермионы подрагивали в ладони Гарри, и тот уверенно сжал их.

- Фред сильно пострадал? – решилась спросить Гермиона, когда они уже шли по коридору отделения.

- Он в коме, - чересчур спокойно сообщил Гарри, и за этим спокойствием было больше эмоций, чем в отчаянном вопле. – Уже месяц. Врачи не знают, что с ним, но упорно борются за его жизнь. Никто не знает, в чем дело. Джордж все время сидит у его постели, оно и понятно. Лучше не заговаривай с миссис Уизли, если увидишь ее, иначе она снова разразится рыданиями. Джинни... - тут Гарри осекся, оглянулся по сторонам и облегченно вздохнул, но продолжать не стал.

Друзья подошли к двери в палату, скамейка возле которой пустовала, на сиденье лишь сиротливо лежало мужское пальто – судя по всему, принадлежавшее Джорджу. Гермиона скинула куртку, ощущая непонятное волнение и даже страх, коснулась ручки двери. Гарри ободряюще похлопал ее по плечу, и девушка, решившись, вошла, чувствуя, как за ней следует Гарри.

Почти сразу же нахлынула душераздирающая тоска. В пустой, какой-то холодной палате выделялись лишь два ярких пятна – то были головы близнецов, ярко-рыжие волосы которых словно потускнели. Комнату не оживлял даже слишком яркий для июля солнечный свет.

Джордж сжимал руку брата, его лицо сливалось цветом с уныло-серой краской стен и казалось маской. Где же его улыбка, где веселый смех, от которого иногда Гермионе хотелось сбежать, чтобы не отвлекаться от учебы? Где азарт, всегда сверкавший в глазах?

- Джордж... - неуверенно позвала Гермиона.

Парень даже не обернулся. Он очнулся только когда Гермиона рискнула коснуться ладонью его плеча. Тут же вздрогнув, Джордж поднял глаза на Гермиону, его лицо исказила смутная искаженная ухмылка, тут же исчезнувшая, как тень.

- О, Гермиона, - равнодушно пробормотал он, избегая смотреть девушке в глаза. – Не ожидал тебя увидеть. Если ты ищешь Рона, то он скоро придет. Вышел перекусить.

- А ты почему не пошел с ним? – глупый вопрос, Гермиона уже знала ответ, но слово не воробей. Джордж посмотрел на нее едва ли не с ненавистью.

- Я не оставлю его! – выкрикнул парень, и его крик отразился от холодных стен.

- И заморишь себя голодом. Так держать, братишка, - послышался тихий, словно шепот, насмешливый голос.

- Он не ест уже несколько дней, - одновременно с этим голосом произнес Гарри.

- Так нельзя, Джордж! – вырвалось у Гермионы. – Ты...

- А ты-то у нас все знаешь, - пробормотал Джордж. – Спасибо за совет, но я разберусь как-нибудь сам. Зачем ты пришла?

- Джордж, мы просто хотели навестить Фреда, - вмешался Гарри, стараясь предотвратить надвигавшуюся ссору.

Джорджа никто еще не видел таким озлобленным. Конечно, состояние брата сильно на нем отразилось, словно в кривом зеркале. С трудом вздохнув, Гермиона решила зайти с другой стороны.

- Как он? Ему лучше?

- Ничего не изменилось. Увидели? Довольны? – ядовито прошептал Джордж. – Теперь уходите.

Переглянувшись, Гарри и Гермиона вышли из палаты.

- Что с ним происходит? – спросила Гермиона, оглядываясь по сторонам. Ей показалось, что она увидела какого-то знакомого в коридоре.

- Понимаешь, - Гарри взъерошил темные волосы, тоже оглядываясь, - Джордж раздавлен всем случившимся, и, боюсь, помочь ему может только чудо...

- Полумна! – вдруг воскликнула Гермиона, воскликнула так неприлично громко, что тут же весь коридор обернулся к ней с осуждающими взглядами.

В самом деле, к ним тут же подошла Полумна Лавгуд, все такая же неземная и какая-то задумчивая. В руках она сжимала пачку журналов «Придира» с фотографией Корнелиуса Фаджа и броским заголовком «Перевыборы? Кто в здравом уме проголосует за повторное разрушение страны?!» Рядом с Фаджем в своем любимом котелке был пририсован то ли наргл, то ли мозгошмыг – дешевый трюк в преддверии выборов на пост Министра Магии. Полумна сумрачно улыбнулась друзьям, не дожидаясь их вопросов.

- Мы с Невиллом навещали его родителей, - сообщила она. – Им понравился наш журнал. Кажется, им уже лучше – по крайней мере, они что-то говорили насчет своего сына, но Невилла, к сожалению, не узнали... Он остался с ними и бабушкой, - тут же прибавила Полумна и с любопытством взглянула на дверь, возле которой стояли Гарри и Гермиона. - А вы здесь у кого?

- Фред, - пробормотал Гарри. – Он..

- Знаю, - кивнула Полумна. – Джордж, конечно же, с ним, да? Мне нужно его увидеть.

- Полумна, я не думаю, что это хорошая идея, - пробормотала Гермиона, но ее, конечно же, никто не стал слушать.

Распахнув дверь, Полумна вошла в палату – точнее, ворвалась, привнеся с собой солнечный свет благодаря своему ярко-желтому одеянию, похожему на то, в котором она была на свадьбе Билла и Флер. Темная палата буквально осветилась и приобрела какую-то жизнерадостность. Полумна светло улыбнулась и подошла к Джорджу.

- Привет, Джордж, - мягко сказала она, и парень тут же к ней обернулся с широко распахнутыми глазами. В них плескалось столько надежды, что Гермиона едва ли не вскрикнула и крепче вцепилась в пальцы Гарри, восторженно глядя на происходящее.

- Влюбился братец, - снова послышался странный голос.

Гермиона огляделась, не вполне понимая, показалось ли ей это, но тут же раздался голос Джорджа:

- Полумна? Что ты здесь делаешь? То есть я...

К удивлению Гермионы, Полумна не стала спрашивать про состояние Фреда, не стала ничего говорить, а просто обняла Джорджа, и тот что было сил стиснул ее в объятиях, словно в ней, в этой белокурой странной девушке было его спасение, его жизнь.

Чувствуя себя непрошенным свидетелем чужой трагедии, Гермиона снова хотела было выйти, но Гарри удержал ее, и вскоре она поняла, почему. Все также не говоря ни слова, Джордж и Полумна вышли из палаты.

- Кажется, Полумна хорошо на него влияет, - слабо улыбнулся Гарри. – Я пойду поищу Рона, а ты пока посиди с Фредом. Джорджу нужно дать передышку, иначе он свихнется.

- Да, конечно, - растерянно кивнула Гермиона, все так же оглядываясь по сторонам – ей показалось, что она снова слышала тот странный голос:

- Уж если тут кто и свихнулся, так этот тот, кто оставляет меня наедине с Грейнджер. Я бы предпочел общество Анджелины, но, похоже, она на меня забила, что неудивительно, так что... Эй, Гарри, ты что, серьезно? Я не хочу смотреть на ее любезничания с Роном! Мне только этого не хватало для полного счастья!

- Что? – переспросила Гермиона.

- Я сказал, что вернусь с Роном, - Гарри уже стоял на пороге. - Гермиона, что с тобой?

В тот же момент дверь за ним закрылась, оставив девушку наедине с Фредом Уизли. Гермиона, борясь с собой, подошла к постели больного. На белой больничной подушке бледное веснушчатое лицо самого веселого человека на свете казалось странно пустым. Покрытая тонкой сетью царапин кожа, удивительно длинные рыжеватые ресницы, ранка на виске, разбитые губы, нос с горбинкой – кажется, его вправили уже после битвы, - и едва слышное дыхание, подтверждавшее, что Фред еще жив. Гермиона осторожно провела пальцами по лбу парня, ощутив, как холодна кожа.

- Ну и что ты на меня уставилась, как на восьмое чудо света? – снова послышался странный голос. – Скажи уже что-нибудь.

- Кто это? – вскрикнула Гермиона, выхватив палочку и оглядываясь по сторонам.

- Боюсь-боюсь, - фыркнул невидимка. – Давай, порази меня каким-нибудь заклинанием. Чего ты ждешь? Вот он я.

- Кто здесь? – кажется, в ее голосе зазвучала паника. – А ну, выходи!

- Ага, разбежалась.

- Я не шучу! – взвизгнула девушка, ощутив страх. Может, у нее галлюцинации? – Кто здесь? Я...

- Успокойся, Грейнджер. Пораскинь своими умными мозгами и догадайся с трех раз, кто я и что здесь происходит.

Гермиона недоверчиво покосилась на лежавшего на кровати Фреда Уизли – нет, он бы не стал так никого разыгрывать. Но кто же тогда сейчас бродит по палате?