Король и Шут. Памяти Михаили Горшенева.

Никто, как шут, не может!

Ярко загорается свет. Зал наполняется гулом множества голосов, дымом и странной, но заметно ощутимой аурой некой таинственности. На сцену выходит он - Шут. Выходит неспешно, немного вразвалочку, с хитрой ухмылкой на белых губах. Все ждали его появления, все хотят веселиться, кричать и смеяться. Все сгорают от нетерпения, ожидая, когда начнется представление. Но Шут не спешит: медленно проходит от одного края сцены до другого, корчится, дурачится, машет рукой и бросает в толпу несколько язвительно-приветственных фраз. Это его работа - быть смешным, неповторимым, излучать притворство и фальшь. Жуткий грим, темная одежда, всклокоченные волосы, он не похож на обычных, пафосно разодетых клоунов, истинное призвание которых быть настоящим посмешищем. Просто посмешищем. Нет. Его образ загадочен и непостижим, как и те слова, что он с такой уверенностью произносит. Он не боится ничего, ведь сегодня всего лишь очередная игра, фарс, за которым так жадно тянутся уставшие от жизни люди.

Неожиданно резко звучит музыка. Пронзительная, но мелодичная. Рваная, но необычайно приятная на слух. Грубые аккорды гитар, мягкие звуки скрипки проникают глубоко в сознание, заставляя биться в истеричных конвульсиях, в такт этой поистине адской музыке. Теперь начинается главное действие: Шут ведет игру. Внимательно разглядывая беснующийся народ, он начинает петь. Он прекрасно владеет своим голосом, так же, как и актерским мастерством, поэтому каждая песня находит живое отражение в мимике его лица и жестах его рук. От хриплого голоса Шута по коже бегут мурашки, но на это мало кто обращает внимание. От цепкого, изучающего взгляда бросает то в жар, то в холод, но вряд ли кто-то это почувствовал.

Быстрая, энергичная песня сменяется другой, более грустной. И Шут уже не смеется, не скалится в жуткой улыбке. Белая маска сменяется настоящими эмоциями. Но ненадолго. Ведь Шут не должен показывать свои искренние чувства, во всяком случае, не так открыто. Вновь по залу проносится бешеный ритм, вновь улыбки и ироничные, колкие фразы. Толпа сходит с ума, восторженно рукоплещет, однако, разве этого он добивался? Да, наверное. Им всем весело. Им всем хорошо. Но едва ли среди этих людей найдется хоть один, кто поймет скрытый смысл его песен, его слов, его сущность. Сущность Шута. Правду, скрытую за маской смеха. Умные, живые карие глаза печальны, а слова полны горечи. Оттого, что это всего лишь представление, всего лишь увеселительное мероприятие. Шут поет, а народ галдит, бессмысленно подпевая тексту песен. Сейчас они все находятся в его власти, очарованные, завороженные, словно марионетки. Жаль, не видно нитей, с помощью которых он спокойно может ими управлять. Вот суть Шута - он веселит зрителей, держа их в своей власти. Они беспомощны и глупы и даже не подозревают об этом. Тем лучше. И хуже.

На последней, прощальной ноте замолкают гитары и скрипка. Небольшой зал взрывается громкими аплодисментами. Кажется, что от такого шума вот-вот лопнут барабанные перепонки. Что ж, зрители счастливы, представление их порадовало. Шут, откланявшись, так же неспешно идет за кулисы. Но в самый последний момент, круто обернувшись к начавшей расходиться толпе, он насмешливо ухмыляется, обнажая два острых клыка - половина передних зубов отсутствует - и быстро исчезает со сцены. Представление окончено. Шут сыграл свою роль.

Никто , как он, не может.
И даже он уже не сможет никогда...
Памяти Михаила Горшенева.