Когда Микки просыпается, он чувствует себя так, будто его крутили в стиралке целую ночь. Виски пульсируют от боли, руки дрожат, а во рту словно кошки нагадили. Шарит по столу в поисках сигарет, но кроме пепельницы, полной докуренных до фильтра окурков, ничего нет.
Он набирает номер в телефоне с пятой попытки - трясущиеся пальцы не дают попасть по кнопкам.
- Где Евгений?
Светлана быстро матерится на русском - видимо, Микки не вовремя позвонил. Потом раздается звук пощечины, и она, наконец, отвечает ему:
- Кто?
- Евгений, дура тупая. Ты сказала, что принесешь его.
- Ах, да. Я принесла, но не смогла тебя разбудить - ты спал, сидя на толчке. Он у рыжего.
Ее акцент вызывает дополнительный приступ головной боли.
- У кого?
- У твоего бывшего, придурок. Йена Галлагера.
- Какого хрена мой сын делает у этого поехавшего малолетнего мудака?
- Может, потому что он Евгению больший отец, чем ты?
***
Микки открывает дверь в дом Галлагеров пинком. Взвизгнув, с пути исчезает взъерошенная Дебби, Фиона приподнимает брови, наполняя кипятком огромных размеров кружку.
- Привет, Микки.
- Где Йен?
- У себя. Ты ведь не бить его пришел?
Это спорный вопрос. Потому что какая-то его часть еще с момента расставания думает о том, что он кое-что забыл. Да. Начистить рыжему морду.
Но он отрицательно мотает головой и поднимается по ступенькам, на ходу стягивая с себя куртку.
Он сталкивается с Йеном, когда тот выходит из комнаты, осторожно прикрывая дверь.
Тот от неожиданности вылупляет на него свои глаза, но быстро берет себя в руки и отходит к стене, закуривая.
Он худой, как щепка - Микки уверен, что с момента их последней встречи тот сбросил не меньше пяти килограммов. И это не мешает ему оставаться таким же мистически привлекательным.
- Где Евгений?
Не особо хочется с ним разговаривать. И смотреть на него. Дышать одним воздухом, жить в одном городе, далее по списку.
- Он только что уснул.
Голос Галлагера тихий и, как и прежде, чуть хрипловатый. Это заставляет Милковича сглотнуть подступившую слюну и отвернуться.
- Все равно. Поднимай его, мы уходим.
Он обхватывает пальцами ручку двери - пальцы Йена ложатся сверху, тормозя.
- Зачем, Микки?
- Потому что ты шизанутый? И у тебя крыша протекает. А еще ты Евгения однажды выкрал, и я до сих пор думаю, что ты нахуй для взрослых опасен, не то что для детей. Светлана тупая овца, ты его больше не увидишь.
Он делает еще одну попытку, Галлагер разворачивает его к себе лицом, пихая спиною в стену.
- Ты пиздец, Микки. Жопу рвал за меня пару месяцев назад. Говорил, что я буду в порядке. А теперь вот как? Я шизанутый?
В его глазах брызги безумия и подступающей истерики, но всего секунду. А потом он моргает, сосредотачиваясь, делает короткий вдох-выдох и отпускает руку, которой сжимал Милковича за футболку.
И выглядит до боли похожим на старого Йена. Того, у которого не было биполярки и который мог одновременно навалять паре пацанов с района и помочь сестре с домашкой.
- Не забирай его.
Тихо-тихо, почти не слышно.
- Ебанулся? У тебя болезнь.
- Евгений, как якорь для меня. Помогает не сорваться, - Йен обхватывает себя за плечи и кусает губу. - У него твои глаза.
Микки кажется, что из него выкачали весь воздух.
Он смотрит на Галлагера из-под ресниц и клянется себе, что забудет его. Эгоистичного и ебанутого. Он забудет, пару месяцев или лет ведь хватит на это? Просто больше не будет дохнуть, вспоминая каждое едкое, грубое или, наоборот, по-пидорски слащавое словечко.
- Сука, - со смешком выдыхает он, набрасывая куртку обратно на плечи. - Я был тем, за кого ты мог цепляться. Вечно.
- Микки...
- Иди на хуй. Вернешь ребенка в восемь.
