«Ничего не причиняет боль так, как боль быть непринятым.
Подавляющее одиночество, которое окружает тебя, постоянные напоминания, что ты недостаточно хорош».
«Я не знал его имени, но иногда я хотел бы увидеть его тень за синими занавесками в ночное в...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Это продолжалось в течение нескольких дней. Просто потому что Гарри был там, не означало, что я перестану ходить на крышу. Но он всегда был там, как будто ждал меня. Я как обычно сидел в одном и том же положении, а он повторял за мной, его настроение всегда соответствовало моему, когда он ждал меня, чтобы поговорить. Первый раз я полностью проигнорировал его. Я смотрел сквозь него на его комнату, которая выглядела всё точно так же. Молчание не было ни неудобным, ни напряжённым. Мы оба думали о своём.
На второй день он попытался завести со мной небольшой разговор. Мы говорили о погоде, о наших классах и чем мы хотим заниматься в будущем. Но потом он спросил о семье.
— Я не могу сделать этого, — сказал я и заполз обратно в мою комнату, пока Гарри смотрел на меня любопытным взглядом.
На третий день он рассказывал о себе. Я узнал о его семье, как его отец ушёл от них, когда он был маленьким, и теперь его мама выходит замуж за того, кого он действительно ненавидит.
Он рассказал о том, как его сестра Джемма убила себя. Я не знал, что сказать. Боль, которая заполнила его глаза была невыносимой. От этого мне стало ещё больнее. И он сказал мне о том, как сильно скучает по ней. А я просто слушал и пристально смотрел на него, когда он говорил о ней с таким волнением, это заставило меня заплакать. Гарри был так сильно удивлён, что я плакал.
— Почему ты плачешь?— спросил он меня, а я просто вытер слёзы и слабо улыбнулся ему. И по какой-то причине эта улыбка дала ему понять. Он улыбнулся в ответ, позволяя слезам скатываться вниз по его лицу. И почему-то мне захотелось прикоснуться к нему через небольшое расстояние между нами, которое разделяло наши крыши.
Но вместо этого я просто показал ему, что понял какую боль он чувствовал. Он знал, что я понял.
Я полагаю, что это было на четвёртый день, когда я раскрылся. Мы говорили о школе. Ему даже не было стыдно, когда он рассказал мне, что он гей. Когда он сказал это, то моё сердце пропустило несколько ударов.
— Я тоже гей,— прошептал я, и он улыбнулся.
— Я знаю,— сказал он. Потом он спросил о том, как моя семья приняла это.
— Они не приняли.
Я пытался тогда заблокировать все мои эмоции, но не смог. Я облизнул свои губы и нахмурил брови, чтобы постараться не заплакать. Но боль в моей груди разрывала меня, и я разрыдался.
Гарри смотрел на меня с большим сочувствием и пониманием того, что это очень больно. Он позволил объяснить мне, что случилось с моей мамой через мои позорные всхлипы и шмыганье. Когда она узнала об этом, то начала кричать на меня, а потом она...
Она подняла свою рубашку.
Я был так разочарован в ней тогда. Так шокирован и унижен. Это было так неправильно. Она плакала, умоляла меня полюбить девушек. И когда она разделась передо мной, я быстро отвернулся, а она закричала: «Ты не находишь это привлекательным?! Неужели это не возбуждает тебя?». Я захлёбывался рыданиями, желая, чтобы она остановилась.
«Пожалуйста, прекрати», — хныкал я, но она продолжала кричать так, что мне захотелось покончить с собой прямо на месте.
Я так рад, что моих сестёр не было дома, когда я кричал изо всех сил, не заботясь о том, что это мог услышать весь мир. Слёзы застилали мое зрение и всё, что я мог видеть, была моя мама, которая качала головой, пока я кричал, желая, чтобы всё это закончилось, желая, чтобы эти картинки в моей голове стёрлись навсегда.
Гарри всхлипывал вместе со мной, когда я рассказывал ему это, его зелёные глаза были мокрые. А потом он пересёк невидимый барьер. Он встал и прыгнул через крышу, оборачивая свои руки вокруг меня. Это был первый раз, когда он коснулся меня, и это было невероятно. Озноб, который прошёл через моё тело; его горячие кончики пальцев; его тёплое дыхание на моей шее.
