Сказка О Самоубийстве

часть 8

Все тот же 11 день

Вернувшись домой, Сойер завалился на диван в гостиной, а я переоделась в свою уютную до­машнюю пижаму. Дома лучше, чем везде: здесь одежда удобнее, чай вкуснее, люди добрее друг к другу, потому что они родные и любимые.

Я решила приготовить нам романтичный ужин: яичница с базиликом и... все. Еще есть апельсиновый сок. Или Сойер будет мятный чай? Я где-то читала, что мужчинам вредно пить мятный чай. Интересно, почему? Вернулась в го­стиную с подносом, полным еды. А Сойер спит. Радостно наблюдать за любимым человеком, когда он спит: сразу появляется чувство заботы. Укрываешь его теплым одеялом, целуешь в лоб, чтоб спалось слаще, стараешься вести себя как можно тише. Я не заметила, как уснула рядом. Хотя кто замечает, когда он засыпает, верно?

Всю следующую неделю я буквально провела у нашей кровати. Сойер заболел: красное гор­ло, кашель, температура под 39. Я лечила его, заботилась, а он по-детски смущался. Мужчи­ны любят, когда о них заботятся, но Сойер был очень стеснительным.

День 17

Каково это быть Романтиком с большой бук­вы?

Я получаю кайф от того, как она быстро гово­рит, когда нервничает, от аромата ее духов, ко­торый переходит в мой запах. Зои прекрасна «по умолчанию». Она очень внимательно слуша­ет все, что я ей рассказываю, хотя многие темы для разговоров пытаюсь обойти. Например: «А где твоя семья сейчас?», «А много ли друзей?». У меня огромный список этих «не было и нет», так что иногда я просто делал вид, что не слышу вопроса.

А еще я боюсь, БОЮСЬ!, что она увидит во мне кучу этих недостатков. Я знал, что когда-нибудь расскажу обо всем, но не сейчас. Не хочу отпуги­вать ее, не хочу, чтобы она испытывала ко мне жалость, которая мне не нужна. Точно не сейчас, точно.

Поздняя осень под медленный вальс опав­ших листьев. Она повторяет, как важно тепло одеваться в такую погоду. Пара чашек чая в бли­жайшей кофейне на углу и прогулка за руки до позднего вечера...

День 25

Помню тот день, когда она впервые уехала от меня к себе домой.

Весь день я не знал, чем себя занять. Зои поо­бещала, что вернется вечером, но я боялся, что она передумает и не вернется...

Я решил разобрать чердак, который за один­надцать лет моей жизни в этом доме ни разу не убирался, а ведь там была целая гора всякого барахла. Поднялся по старой, немного скрипу­чей лестнице, отворил дверь ключом, который всегда был вставлен в замочную скважину и за­шел в довольно темное помещение. Посередине комнаты стоял письменный стол, кругом раз­бросаны исписанные непонятным почерком ли­сты бумаги. На столе стояла старая клетка для птицы, под столом - небольшой сундук, а ря­дом - два запечатанных ящика и картина жен­щины в плаще. Я подошел к столу, взял в руки тетрадь, покрытую толстым слоем пыли, открыл ее и пробежал глазами по первым строкам: «По­свящается Пирату, Марте, Кнопе, Вильмонту и Патриции - тем, кто не покидал мое сердце ни на минуту». Я читал дальше: «Если вы готовы прочитать или даже послушать увлекательные и поистине загадочные истории, то отбросьте все свои дела, сядьте куда-нибудь в укромный уго­лок, где вас не будут отвлекать, и я поведу вас намного дальше, чем вы можете себе сейчас представить».

Как-то раз я стал случайным свидетелем одной ссоры в магазине сладостей с запоминающимся названием, которое я, к сожалению, забыл... Ка­жется, это был магазин «Карла Флоера» на про­спекте Ледоколов.

Бедная, но на вид опрятная семья стояла в очереди у прилавка. Самый младший, паренек лет семи, упрашивал маму купить ему взрывных леденцов. Кажется, он получил отказ уже раз де­сять и теперь плакал.

Дети всегда так делают, по крайней мере - упрямые. Или только невоспитанные? Я доволь­но плохо разбираюсь в детях, да мне это особен­но и не нужно.

На минуту я задумался. Если бы я стал откры­вать подобную лавку в бедном квартале этого города, учитывал бы я факт доплаты продавцу за выслушивание детского плача, ведь он самый частый гость у прилавков со сладостями? Навер­ное, нет. В этом я тоже плохо разбираюсь, но и это мне не нужно.

От моих, никому не мешающих, размышле­ний меня отвлек владелец этой лавки, пожилой господин с багровыми щеками, в черном цилин­дре:

- Д-д-добрый вечер, прошу прощения за за­держку! - прохрипел он.

- Добрый... Ничего страшного: ожидая, я на­сладился запахом сладостей и шумом детей в этом чудном месте, - чуть иронизируя, ответил я.

- Вы привезли чертежи?

Тут он протянул ко мне свои толстые ручищи. Я отдал ему кипу бумажек, которая стоила на­много дороже, чем мне было предложено за эту работу. Его глаза заблестели (У жадных людей такое случается каждый день...), и он развернул­ся ко мне спиной, как-то зловеще промолвив: «Иди за мной». Мы протиснулись сквозь толпу покупателей, стоящих у прилавка, прошли по темному коридору с тремя поворотами, и в кон­це последнего была всего одна дверь. Он отворил ее желтым ключом и пропустил меня вперед. Попав в плохо освещенную комнату, где ниче­го не удавалось разглядеть, я не испугался. Но дверь с сильным грохотом закрылась за моей спиной, и я струхнул. Когда мои глаза привык­ли к темноте, мне удалось разглядеть еще более пожилого мужчину, чем мой предыдущий спут­ник. Он сидел за столом посередине комнаты. Небольшая лампа освещала огромную книгу, в которую старик что-то записывал. Пришлось сделать несколько шагов к нему навстречу.