3096 дней.

***

Чем ближе приближалось 25 марта, тем больше я нервничала. С первого дня моего похищения я ежедневно спрашивала Приклопила о дате и времени, чтобы окончательно не потерять ориентацию. В моей жизни не существовало дня и ночи, и хотя снаружи начиналась весна, я дрожала от холода, как только отключала отопление. Как-то утром Похититель ответил: «Понедельник, 23 марта». Уже три недели у меня не было ни малейшего соприкосновения с внешним миром. А через два дня моя мама будет праздновать день рождения.

Эта дата приобрела для меня высокий символический смысл: если я пропущу ее и не смогу поздравить мать с днем рождения, то мое заточение превратится из временного кошмара в бесконечную ужасную реальность. До этого я пропустила всего лишь несколько дней в школе. Но нельзя позволить себе отсутствовать дома в такой важный семейный праздник! «Это был тот день рождения, на котором не было Наташи», - слышала я голос матери из будущего, рассказывающий это своим внукам. Или еще хуже: «Это был первый день рождения, на котором не было Наташи».

Меня страшно мучило, что я ушла из дома после ссоры с камнем за пазухой и теперь не могла даже поздравить ее с днем рождения и сказать, что я вовсе этого не хотела и что очень ее люблю. Мне хотелось немного растянуть время, и я лихорадочно пыталась придумать, как же послать ей сообщение. Вдруг в этот раз получится. Не так, как с письмом. Я откажусь от малейших скрытых намеков на мое местонахождение. Только дать знать, что я жива - это все, чего я хотела.

Во время следующей совместной трапезы я так долго уговаривала Похитителя, пока он не согласился назавтра принести мне кассетный магнитофон. Я могла записать сообщение для моей мамы!

Я собрала все свои силы, чтобы мой голос на кассете звучал как можно беззаботнее: «Дорогая мама, у меня все хорошо. Не беспокойся обо мне. Поздравляю с днем рождения. Я очень по тебе скучаю». Несколько раз приходилось начинать сначала, так как по моим щекам текли слезы, а я не хотела, чтобы мама слышала мои всхлипывания.

Когда я закончила, Приклопил взял пленку и заверил меня, что позвонит матери и проиграет ее. Ничего в мире я больше так не хотела, как верить ему. Для меня было огромным облегчением, что моей матери больше не придется так безумно обо мне беспокоиться.

Эту пленку она никогда не прослушала.

Для Похитителя обещание проиграть ее моей матери было только важным шахматным ходом, чтобы сохранить свое господство надо мной и продолжить манипулировать мной, потому что вскоре он поменял стратегию и больше не говорил о заказчиках, а только о похищении ради выкупа.

Он снова и снова повторял, что вступил в контакт с моими родителями, но мой выход на свободу их, видимо, не особо интересует. «Твои родители тебя совсем не любят». «Они не хотят, чтобы ты возвращалась». «Они рады, что наконец избавились от тебя». Эти слова причиняли мне боль, как кислота, вылитая на открытую рану ребенка, который и раньше чувствовал себя нелюбимым. Все же я ни разу не поверила его словам, что родители отказываются меня освободить. Я знала, что у них не очень много денег, но была убеждена в том, что они сделают все, чтобы их как-нибудь раздобыть. «Я знаю, что родители меня любят, они всегда говорили мне об этом», - мужественно оспаривала я коварные утверждения Похитителя, которому «было очень жаль, что он до сих пор не получил ответа».

Но сомнения, посеянные в моей душе еще до заточения, дали ростки.

Он постоянно подрывал мою веру в семью, а вместе с этим и важный фундамент моей и без того уже пошатнувшейся уверенности в себе. Моя вера в то, что семья стоит за моей спиной и делает все возможное для моего освобождения, медленно испарялась. Проходил день за днем, но никто не приходил, чтобы выпустить меня на волю.