Весьма примечательно, что молодой человек, воспитанный по системе неуклонного подавления всего, что свойственно человеческой природе, вырос лицемером; однако это несомненно случилось с Томом. Весьма удивительно, что молодой человек, который никогда и пяти минут не оставался без указки, так и не научился управлять самим собой; но именно это произошло с Томом. И совершенно непостижимо, что молодого человека, чье воображение было задушено еще в колыбели, все еще тревожили какие-то остатки его, выродившись в самые низменные наклонности; но именно таким феноменом безусловно оказался Том.
— Вы курите? — спросил мистер Джеймс Хартхаус, когда они подошли к гостинице.
— Еще бы! — сказал Том.
Долг вежливости обязывал его пригласить Тома подняться наверх, а Тому долг вежливости предписывал принять приглашение. Прохладительный напиток, приноровленный к жаркой погоде, — и притом достаточно крепкий, — и табак более редкого сорта, чем можно было приобрести в здешних краях, быстро возымели благотворное действие на состояние духа Тома, развалившегося в углу дивана, и преисполнили его еще большим восхищением к новому другу, занявшему противоположный угол.
Накурившись, Том разогнал табачный дым и внимательно посмотрел на мистера Хартхауса. «Незаметно, чтобы он заботился о своей одежде, — подумал Том, — а как отлично он одет. Сразу видно светского щеголя!»
Мистер Джеймс Хартхаус, случайно встретившись с Томом глазами, заметил ему, что он ничего не пьет, и небрежным движением собственноручно наполнил его стакан.
— Спасибо, — сказал Том. — Спасибо. Ну, мистер Хартхаус, нагляделись вы сегодня на старика Баундерби? — Том подмигнул и с хитрой миной посмотрел поверх стакана на своего собеседника.
— А он очень славный малый, — отвечал мистер Джеймс Хартхаус.
— Вы так думаете? — сказал Том и еще раз подмигнул.
Мистер Джеймс Хартхаус улыбнулся; поднявшись с дивана, он стал напротив Тома, спиной к пустой каминной решетке, и, попыхивая сигарой, глядя на него сверху вниз, сказал:
— Занятный вы шурин!
— Вы, очевидно, имеете в виду, что старик Баундерби занятный зять, — отпарировал Том.
— И злой же у вас язык, Том, — сказал мистер Джеймс Хартхаус.
Как лестно быть на короткой ноге с таким бесподобным жилетом; и слышать дружеское «Том», произнесенное таким приятным голосом; и, едва успев познакомиться, непринужденно болтать с такими холеными бакенбардами! Том был доволен собой сверх всякой меры.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Чарльз Диккенз Тяжелые времена
ClassicsСамый "викторианский" из романов великого Чарлза Диккенса. Роман, где под внешней сентиментальностью скрывается горькая ярость писателя-реалиста, для которого несовершенство человеческой природы и тьма человеческой души не являются новостью - и все...