Когда я хотел было притормозить, чтобы заехать домой и предупредить жену, что я задерживаюсь, но обнаружил, что тормозов нет. Алиса сидела передо мной на рамке, я вдыхал её волосы, трепавшиеся с ветром, на багажнике только шампанское и фрукты и ещё «Зловарь». Именно эта чёртова книга, прекрасная и опасная, навязала нам свою увлекательную игру в слова, а позже и в чувства, которые словно «Лего» стыковались со всех сторон, а не только слева направо, как это было принято азбукой. Этот мир нового слова открывал чудовищные возможности. Слово в объёме. Часто слова безвозвратно теряли веками нажитое значение, и им вдруг становилось от этого легко и свободно, у них, как и у счастливых людей, вырастали вдруг крылья, появлялись новые перспективы роста не только карьерного, но и творческого. Бедные становились богатыми, богатые - щедрыми. Вся эта беспечная весёлая пьянящая болтовня была хороша знакома филологам в пору цветения влюблённости.
Иногда по дороге мы менялись местами, и тогда за руль садилась Алиса, она всё время норовила съехать в лес, на просёлочную дорогу, чтобы срезать напрямую. Так мы проскочили через джунгли лета, вымокнув до нитки в поцелуях осени, преодолели вместе бесконечную продрогшую равнину зимы. Вновь весна крутила две педали. Она крутила нами как хотела, совершая остановки в самых непредсказуемых местах, чтобы материализовать матерное в сказуемые, выражающие чувства и желания.
Окно приблизилось ко мне, потом подошла Алиса. Окно стеклил дождь. Сквозь расплавленный разведённый водой стеклянный раствор мы наблюдали за акварелью городской суеты. Там было чем поживиться. Люди струились с работы, вода смывала с них пыль деловитости. И как бы мы не смешивали краски, картина выходила серой, мраморной, питерской.
* * *
Как только я вышел из машины, меня расстрелял байкер из глушителя своего железного коня. Раненый в ухо, я смотрел как мне будто платочком издевательски машет лоскут красной банданы мотоциклиста, продолжая трепыхаться пламенем на его голове. Город был пыльный, словно весна пыталась неумело припудрить своё лицо, чтобы скрыть морщинки, оставшиеся от зимы. Я оставил машину на обочине и зашёл в универ. Сегодня не было настроения работать. Настроение было для чего угодно, для поцелуев, для любовных смс-ок («Ты знаешь, я скучаю». - «Я помню».), для праздного шатания или скамеечного недомогания, для чего угодно, только не для работы. Свидание спасло ни одну жизнь. Мы договорились встретиться с Алисой.
В то время как свежий ветерок вытягивает молодые листочки из почек, поцелуи и объятия мирно пасутся на зелёных лужайках парков, особо долгие забираются на скамейки, они готовы идти дальше, захватывать новые территории бренного тела, они готовы там ночевать, однако губы, которые только что подчинялись сердцу, вдруг получают от сознания другую команду и тихо против воли произносят:
- Пора идти на пару, - обнималась напротив меня парочка.
- Чёрт, покурить не успели.
- Курить теперь во дворике нельзя, - произнесла девушка.
- А, точно, забыл, хорошо хоть целоваться ещё не запретили.
- Это как вчера по телеку:
- А что в бутылке у вас? - спрашивает мент у мужика в парке.
- Сухое.
- Распивать здесь спиртные напитки запрещено, вы здоровье нации калечите, курить кстати - тоже.
Что вы так испугались?
- Как бы не запретили женщин.
- Забавно, - тупо улыбнулась девушка, проявляя толерантность к парню и к своему чувству юмора.
- Как-то ты без энтузиазма.
- Посмотришь вокруг, все люди как люди.
- А ты?
- А я не выспалась. Весна кончается. Очень хочется влюбиться.
- Тебе-то просто необходимо.
- Но где взять столько силы воли? Я даже курить бросить не могу, не говоря уже об отношениях, как о процессе, в котором всем хочется, чтобы к ним относились лучше. Хотя можно попробовать в тебя?
- В меня не надо, я слишком неблагонадёжный.
- Что это значит?
- Надёжный, но благ никаких.
- Как тебе такая татушка? - отвлеклась на экран своего телефона девушка.
- Ты к себе примеряешь?
- Ага.
- Не понимаю, зачем тебе эти картинки на коже? Ты и так красива.
- Каприз. Давно хочу себе бабочку.
- Почему бабочку?
- Крыльев не хватает.
- Короче, бабочка, надо уже лететь, а то опоздаем.
На скамье напротив сидел молодой человек в пуховом жилете пускал в глаза пух молодой девушке. Никуда не торопились, они обсуждали какую-то книжку.
- Вот послушай, как здесь забавно написано о любви. «В постели любовь - это физика, в лифте - ядерная физика, на кухне - химия, в письмах - ботаника, в пути - география, на расстоянии - математика, в памяти - высшая математика, в Иинтернете - информатика, в одиночестве - аутотренинг, в телевизоре - программирование, в телефоне - диагностика, во сне - мистика, в мечтах - уфология, в душе... всё зависит от ударения». Ну и что ты скажешь?
- Я бы не отказалась сейчас от тёплого душа.
- Мне хватило вчерашнего дождя. Как выходные прошли?
- Прямо по мне. До сих пор в себя прихожу. А у тебя?
- В никуда. Курсовую надо было писать, а желания никакого. Воскресный вечер - это такое время, когда работает телевизор, а голова нет, сколько ни включай.
- Ты где зависала?
- Как всегда, топила молодость в стакане с мартини и вытворяла сальсу.
- Новый роман?
- Нет, драматургии полно, романов нет. Ну, что ты на меня так смотришь? - поправила свою юбку девушка. - Я, по-твоему, ветрена?
- Да, сквозит.
- У тебя пары ещё есть?
- Нет.
- Тебе хорошо, сейчас надуешь свой пуховичок и улетел домой, а у меня ещё две пары.
- Позвонишь сегодня?
- Нет... Приду. Будешь ждать?
- Нет... Таких, как ты, ждать бесполезно, к таким надо идти навстречу.
- Завтра может увидимся.
- Нет... Любить.
Я ждал Алису во дворике, наблюдая за движением молодости. Не смотря на то, что музыка, которая здесь сопровождала перерывы, смолкла, многие продолжали топтаться языками. Мне очень захотелось поверить во фразу «человек - это то, что он видит», чтобы скинуть многолетнюю усталость, подобно тому, как скидываешь зимнее пальто по весне, ботинки после рабочего дня, а вслед за ними носки кидаешь в корзину для стирки, предварительно понюхав, будто их запах должен был привести тебя в чувство... Что ещё? Что ещё я мог снять? Да. Может быть, кольцо. Снять усталость то же самое, что снять приросшее к пальцу обручальное кольцо. Я снял его с трудом, восемнадцать мне, конечно, не стало, но почувствовал себя лет на тридцать, и дело было вовсе не в кольце, а в снизошедшем из-за облака солнце. Я поблагодарил его, закрыв глаза. Теперь только слух, я полагался на него. Из окна на первом этаже рвался ветром глубокий тенор, словно он был из тех редких домашних животных, которых не выпускали на волю. Ему хотелось гулять, резвиться и заигрывать с молодыми девушками, но он фальшивил. Это слышал даже я со своим незаконченным школьно-музыкальным образованием. Сколько бы они не любили ушами, выбор оставался за сердцем. Всё же какая-то дура нашлась. Из того же окна хлынуло женское сопрано. Девушка распевалась на «И» будто потеряв мысль, никак не могла закончить свою фразу. Птицы тоже слетелись послушать, они одобрительно чирикали, понимая, что те, в клетке вряд ли смогут увести их цыпочек и вмешаться в борьбу за гнездо.
Ветер заглядывал всем в лица, будто искал кого-то из своих, но скоро ему это надоело, он начал играть с девушками в Мерилин Монро. И их это радовало, а ещё больше забавляло молодых людей. Ну и меня в том числе.
Я щурился как ребёнок и высматривал в небе весну, там крылатая эскадрилья ласточек кружила выписывая пируэты, словно это был показательный полёт в салоне «Лё бурже», пока их не сменила тяжёлая авиация - стая голубей, резко, как по команде, она пошла на снижение. Я вдруг почувствовал себя одним из героев фильма Хичкока, которого атаковало безумие птиц.
- Что они себе позволяют, засранцы, - закрыла Алиса своими ладонями мои глаза, подкравшись сзади. И я начал стучаться ресницами в её ладони. - Хватит моргать. Не волнуйся, я тебя спасу от этих назойливых парнокрылых.
- Ты знаешь, что голуби - единственные из птиц с вертикальным взлётом, - пытался я сохранять самообладание.
- Не птицы, а вертолёты.
- Как день прошёл?
- Я проснулась сегодня в шесть. Здравствуйте, - неслышно, одними губами, слегка склонив голову, произнесла она проходящему рядом солидному мужчине.
- Кто это?
- Любовник.
- Не ври, на любовника он не тянет, скорее, на второго мужа.
- Если бы.
- Так кто это? - попала в глаз Максима ресница ревности.
- Декан факультета.
- А? Тогда понимаю.
- Нет. Не понимаешь. Он пять раз был женат, каждой жене по квартире оставил. Кстати, почему на второго?
- Потому что первым буду я. Вижу, ты хотела бы шестой?
- Лучше, конечно, первой. Это предложение?
- Нет, роман.
- Зачем я тебе?
- Чтобы ты не вставала так рано. Шесть утра для такой красавицы - это безумно рано, тебе нельзя так рано вставать.
- Можно, иногда даже нужно, - вспомнила Алиса утро, когда вышла мысленно в лето, вдохнуть свежего воздуха на балкон, а там никого, только она и солнце уже ворочалось на горизонте. Девушка босиком прошлась по росе июльских воспоминаний, искупалась в кофе ярко-утреннего бирюзового неба, отпустила первым трамваем вчера, вдохнула всей грудью сегодня. Птицы чувств, перепрыгивая с ветки на ветку, затянули свою раннюю песню, лёгкий ветер дунул в цветочный кальян, она понюхала розу, которую выращивала на своём балкончике. Ароматы рассвета понесли её крышу встречать приходящее лето.
* * *
- Почем сегодня тряпки любви?
- Вы о губах?
- Если они свежие, я бы взял парочку.
- Вам для поцелуев или так, стереть пыль с лица?
- Понимаете, не с кем поговорить, мне чтобы разговаривать.
- Только не о погоде.
- Ни в коем случае, - взял Максим Алису за руку, когда они переходили дорогу. Взял, будто маленькую девочку, это жутко понравилось ей, хозяйке руки. - О чём бы вы хотели?
- О чём-нибудь сверхъестественном.
- У вас есть недостатки? - без промедления ляпнул Максим.
- Нет, разве что мужское внимание. Постоянно недостаёт, - паясничала с удовольствием Алиса, вспоминая, что его действительно ей не хватило в детстве. Отец ушёл, мать осталась. Ей всё больше казалось, что лучше было бы случись всё наоборот.
- Не проблема, достанем, - подыгрывал от всей души ей Максим. Он давно уже не ощущал такую лёгкость небытия. - А у вас есть недостатки?
- Я заметила только один. Вы такой всемогущий.
Мы медленно шли по набережной, пиная воздух. Свежий ветер смешал наши облака с мыслями, будто те и эти давно не виделись, теперь словно близкие родственники радовались встрече. Солнце освещало событие. Я летел вслед за мыслями, пока телефон не дал о себе знать. Звук был громкий. Я посмотрел на экран, Алиса многозначительно на меня. Я лёгким движением пальца шмыгнул в зону недосягаемости, плотно притворив за собою калитку.
- Вы женаты?
- Да, очень.
- Что, теперь будете разводиться?
- Думаете, стоит?
- Нет, раз вы сомневаетесь, - перевела она свой взгляд на воду, кипевшую внизу. Там катер с туристами расстегнул молнию водной глади. Те завороженно щёлкали: кто затворами, кто языками. Они меня почему-то бесили. Они же ни чёрта не понимали, куда приехали, зачем, тупо топтали искусство, которое лежало под их ногами, вместо того чтобы положить его на блюдо и есть, оставив глухие слова, слезливость зрачков. Туристы как особая каста людей, которые бороздят чужие страны, не находя места в своей, не только стране, но и душе. Они суетны, они любопытны, они плоски, как мыльницы, несмотря на то что их шеи отягощали сбруи широкоугольников с мощными объективами. Восторг путешествующих взглядов потоком провожала Нева. Она унесёт ещё дальше куцее восхищение каменным деспотом. Вы ангела в нём увидели? Нет, здесь ангела, поживите на этой прекрасной, жестокой, сырой, холодной планете, проведите здесь хотя бы одну зиму в этом одиноком климате, может быть, тогда вы поймёте, почему революция случилась именно здесь. «Разинув рот с революцию, смажьте восторги лепетом, фото поставьте на вечность, щёлкайте как орехи, памятники архитектуры... выдержат эти увечия», - вспомнил строчки одного питерского поэта и отвернулся от кораблика, с которого мне начали зачем-то приветливо махать.
- Любите туристов?
- Нет, я люблю путешествовать, - оперлась на перила и стала рассматривать воду Алиса. Это знакомство заставило её остановиться на мосту между любопытством и безразличием, где она замерла, глядя вниз и пуская свой взгляд по течению, пытаясь понять, куда принесёт голубая лагуна моих искренних глаз.
- Что там?
- Холодно.
Вероятно, именно здесь я должен был её обнять, но я не обнял, я всё ещё был зол на туристов, точнее сказать, на самого себя, за то, что увидел в них в более глобальном философском значении, себя - туриста этой жизни.
Мы прошли Вознесенский мост и свернули налево, мимо Дворца для новобрачных, к которому были пришвартованы белые и розовые лимузины. Парад невест, женихов и их гостей сорил лепестками и шампанским.
Перед нами остановилось свадебное авто, дверь открылась, задуло дешёвой музыкой, её смывало то и дело ливнями смеха. Из машины выскочила невеста, которую искусные модельеры предварительно макнули в пятно кружевного белого озера. Она перебежала дорогу, свадебное платье за ней. Невеста остановилась в трёх метрах от нас, устремив свои печальные глаза в воду, на дворцовый переворот.
- Женитьба - это настоящий экстрим: молодые рискуют, гости пьют шампанское, - прокомментировал я торжество.
- Счастье есть! - сделала фуэте Алиса.
- Оно словно неукротимое редкое животное может исчезнуть в любую минуту, так как не размножается в неволе, сколько шампанским не ублажай, - выпендрился я.
Алиса рассмеялась.
- Что смешного?
- Вспомнила одну историю. Правда, это чёрный юмор.
- Чёрный юмор как чёрная музыка, он циничен, но правдив. Рассказывай.
- Не так давно мой двоюродный брат женился. Ну, свадьбу устроил размашистую, деньги со своей невестой взяли на это дело в кредит. Через год развелись, а кредит до сих пор выплачивают вместе.
- Женщину невозможно взять в кредит, - вспомнил я цитату Томаса.
Невеста будто слышала нас. Фата бросала тень задумчивости на красивое лицо невесты: «Ответить человеку согласием очень просто, но если это касается твоей личной свободы, то коротенькое слово "Да" может перевернуть всю твою жизнь с ног на голову, незаметно поменяв местами две эти буквы». Невеста поделилась одной розой из её букетика с Невой и поспешила обратно на церемонию, в семью, в быт, бог знает куда.
«Горько! Горько!» - понеслось нам вслед, когда мы минули дворец.
Как по команде я посмотрел на Алису, она на меня. Мы стояли в самом центре Земли, за рамками приличия, на краю весны. И если тела наши ещё могли держаться друг за друга, то желания давно уже упали и стали настолько низкими, что пешеходы, проходя мимо, оставляли завистливые взгляды на двух влюблённых психотиках, целующихся на мосту.
Нас не спасло ни время дня, ни улиц гул, ни вооружённые локтями, взглядами скупые люди. Двое на ровном месте канули на розовое дно колодца, есть такого рода пропасти. Мы ушли, исчезли, утонули во влаге внутреннего мира друг друга, одни завидовали вслух, другие молча, видно, тоже не против были испытать провалы в поцелуи.
* * *
- Что ты не спишь? - проснулась она от его поцелуев.
- Соскучился.
Ей скучать не хотелось.
- Я так хочу спать. Завтра кошмарный день. Мне нужно выспаться.
- Спи, конечно.
- Как я могу спать, когда ты меня будишь постоянно, берёшь меня за грудь.
- Я тебя не трогаю. Спи, - убрал я руки и отодвинулся от жены.
На часах четыре утра. Спать не хотелось. Чтобы как-то отвлечь себя от тяжёлых мыслей, я пошёл на кухню, набрал в чайник воды и поставил на огонь. Затем открыл шкаф, достал гречку и рассыпал на столе, будто намереваясь собрать из этой коричневой кучки мандалу, начал тщательно выбирать мусор. Покончив с этим, нарисовал греческий круг, сам того не осознавая, расчертил его на лабиринт, в который я попал. Когда мне надоело плутать по нему пальцем, я сделал из него греческую богиню без рук, но с пышными формами и стройной талией. Она успокаивала меня, особенно по утрам. А этим мне не светило ничего, даже солнце отказалось. Унылым облаком завалило проход неба. Я бросил окно, взял пачку сигарет и достал одну. Опёрся задницей на край стола и закурил, мне не нравилось, когда курили в помещении, особенно в котором я ел, но себе я мог иногда сделать поблажку. Та, не долго думая, окутала голову туманом, и запустила в моём компьтере сложный мыслительный процесс, тот, в свою очередь, не выдержав нагрузки, задымился. На самом деле мой органический компьютер ни о чём не думал или, точнее сказать, не хотел ни о чём думать. Он вообще ничего не хотел. Он знал, что сейчас в него зальют чашку кофе и, возможно, тогда реакция сдвинет мысли в нужном направлении, те будут отмечать на карте памяти, ставить флажками пункты назначения. Одна за другой полетят они по извилистому коллайдеру. А ты только успевай отбрасывать негативные, устаревшие и больные. Если тебе это удаётся, то счастья не миновать.
Когда дыма стало слишком, я снова обратился к окну. Что мне сулило отрытое окно? Сквозняк, проветривание, насморк, крики улиц, запуск сигареты, связь с природой, глоток свободы. Я действовал по сценарию и даже шмыгнул носом.
Взял в руки телефон и залез в Интернет. Её письма отвлекали меня, они выдирали меня из рутины семьи, работы, быта. Особенно они были хороши в тот момент, когда не хотелось никого видеть, никого слышать. Эта бесконечная цепочка цинизма, звено в звено обвязывало тот самый дуб, который сейчас рос на кухне в одиночестве, ни рябинки тебе, ни даже учёного кота.
«...Жизнь для женщины должна быть танцем, в котором её ведёт партнёр. Я знаю, здесь ты саркастично улыбнёшься: "Смотря куда". Он должен видеть "куда", он должен чувствовать "когда", ей достаточно только знать "зачем". Я была пустым сосудом до этой ночи, а после ты меня наполнил. Только не вздумай пошлить на эту тему, ты наполнил меня собою. Ты попался, ты теперь в моём внутреннем мире».
Прочтя такое, пальцы мои невольно начали танцевать в ответ:
«Я знаю, сейчас ты открыла меня на какой-то странице, читаешь. Нет, не с начала, а где-то посередине, где прошла добрая половина жизни, половина всех женщин. Ревностью к прошлому тебя грызёт эта полночь, своим перезвоном, когда хочется спать. Ты спросишь: "Хотелось ли мне спать с ними со всеми?" - "Не знаю, но так получилось". Перелистни страницу, там должно уже быть про тебя написано. Жёлтым по синему, солнцем по небу, ты и есть та единственная, которой закончится книга».
Утро, заправляем в штаны всю нашу любовь, пьём кофе, уже мысленно надевая обувь, уже мысленно кто-то наступает нам на неё в метро и мы отвечаем тем же случайным прохожим. Кто-то прошёлся по нам, будто ходил всю ночь. Марина наводила марафет на своём лице у зеркала, вглядываясь внимательно в свои глаза и прилегающие районы, если не сказать зоны стихийного бедствия. Утро измеряется опозданиями, в утренние часы мы мчимся куда-то сломя голову на циферблат, на себя не похожие совершенно, словно не мы это вовсе, а те, что должны сегодня беспробудно работать, до самого вечера, чтобы вновь обрести себя, чтобы вечером, стать немного добрее, вытирая с туфлей осеннюю пыль приятных воспоминаний.
Правая рука Максима сжимала телефон. Марина аккуратно вытащила трубку, посмотрела на экран и отдала её подоконнику. Потом вышла из дома, оставив мужа, спящего в постели в одежде.
* * *
- Вы замужем? - спросила соседка.
- Нет.
- Вы никогда не были замужем?
- Нет.
- А я-то думаю, откуда такое счастливое, не тронутое бытом лицо.
- Шутка, была, конечно, но уже давно. Я почему-то на автомате ответила «нет», - Марина знала, почему она соврала, она до сих пор не могла поверить в то, что разведена. И чем больше она хотела стереть этот статус со страницы своей жизни, тем сильнее он проявлялся. Поезд уносил всё дальше. Из всех впечатлений за окном самым глубоким было то, что дорога эта железная бесконечна. Как и бесконечен пейзаж за стеклом, забор, рисунки которого утоляли голод души. «Почему бы так же не выкрасить стены тоннелей метро? Было бы одно удовольствие ездить на работу, возвращаться - другое».
- Ты любила его? - часто Тома переходила на «ты», она никак не могла определиться какая форма обращения быстрее поможет скинуть форму отчуждённости или хотя бы расстегнуть её, чтобы сделать первую менее формальной. Она всё время думала о бутылочке выдержанного коньяка, который уже два дня выдерживался у неё в сумочки.
- Я? Иногда мне кажется, я до сих пор ещё люблю!
- Зачем же было уходить?
- В остальное время он меня бесил, - вспомнила Марина своего мужа, долговязого, долгорукого, его умудрённое бизнесом лицо, с морщинами чувства юмора. Она даже увидела, каким долгим стало бы и его лицо, услышав этот глагол. Нет, конечно, не мог он её бесить, скорее, она его.
- Как же вы жили вместе?
- Так и жили, - вытянула за нить из стакана мокрый пакетик чая Марина и начала выдавливать из него о стекло ложкой последнюю кровь. Это было скорее нервное, чем необходимое.
- Мне кажется, я понимаю, вы сталкивались на выходе коротким замыканием счастья.
- Ага, счастья прямо полные штаны, - нахмурилась Марина. Ей на секунду не понравилось, что залезли в её личную жизнь, пусть даже и прошлую. Вроде как кто-то рылся в гардеробе и примерял на себя её платья и не только.
