Марципановое сердце [4]

Размышления

Домой она добралась без проблем и с радостью зашла в прохладный подъезд. Хоть какое-то, пусть и слабое, но облегчение. Поднявшись на второй этаж, Оля открыла дверь своим ключом и тяжело привалилась к деревянной поверхности спиной.

"Как же она устала! Кажется, и до кровати не дойдет, упадет и заснет прямо здесь, на полу".

В этот момент в поле зрения ее полуприкрытых глаз попали серо-зеленые потертые тапочки.

Она заставила себя выпрямиться и улыбнулась тете, встревоженно наблюдающей за племянницей.

- Что такое? Тебе плохо? Перегрелась? - наверное, в голосе тети звучало волнение. Во всяком случае в ее жестах, которыми тетя Света по привычке сопровождала каждое свое слово, явственно виделось беспокойство и напряжение.

- Нет, - Оля надеялась, что ответила достаточно громко. Потому что по ее ощущениям, сил не хватало даже для того, чтобы прошептать что-то. - Просто устала...

Тетя Света, похоже, немного расслабилась.

- Звонили с твоей работы, - тетя продолжала дублировать свои слова, наблюдая за тем, как Оля сняла босоножки и повесила потрепанную сумку на крючок.

Она застонала. Нет, у нее совершенно не осталось сил. И если этот деспот-администратор хочет вновь ее чем-то нагрузить...

- Не бойся, - тетя даже улыбнулась, видно догадавшись о мыслях племянницы. - Они сказали, что девочка, которая болела - выздоровела, так что у тебя - заслуженный выходной до самой пятницы.

- О-о-о, - вся ее радость и облегчение выразились одним протяжным звуком-вздохом.

Оля расплылась в улыбке, уже предвкушая, как сейчас уснет, минимум до завтрашнего утра.

Тетя Света рассмеялась такой радости.

- Да, они совсем тебя замучили, - заметила она, похлопав племянницу по спине. - Ты бы напомнила им о правах наемных работников, а то так можно и сгореть на работе.

Оля только криво улыбнулась.

Какие права? Она же была "тенью" на этой работе. Одно недовольное слово - и ее благополучно выпроводят, заменив такой же девушкой, отчаянно нуждающейся в деньгах. Иногда ей казалось, что тетя забыла, в какое время они живут.

Но она слишком любила тетю Свету, чтобы что-то пытаться объяснить. Та была ее единственной живой родней. Или, во всяком случае, единственной, о ком Оля знала.