Выключите это чертово солнце. Задерните эти чертовы шторы. Сюда не должно проникать так много света. В тюрьму просто не может проникать так много света. А в тюрьму, предназначенную для моей души, тем более. Майское солнце уже согревает своим нескончаемым теплом все, до чего только в силах дотянуться его светлые лучи. Вот только я не просил, чтобы меня грели. Никто не имеет права греть меня. Больше никто.
Апрельское солнце только училось греть. А когда кто-то учится, он делает ошибки. Мы тогда тоже учились. Я учился любить. А солнце училось греть. И оно явно преуспело в своем деле намного больше моего. Но почему я тогда прячусь от его чертовых лучей уже которую неделю?
Я всегда мечтал о какой-нибудь невообразимо фееричной истории любви. Видимо, это все от явного перебора с романами в свое время. И, когда в холодном феврале моя израненная и избитая до кровоточащих синяков душа вдруг нашла тебя, такую светлую, с этой немного неопрятной копной кудрей цвета шоколада, я просто..начал тонуть. В своих мечтах. В мечтах, не имевших право на существование. Но кто объяснит влюбленному парню, что жизнь – это не роман?
Никто.
И сам я даже не думал об этом. Все было слишком хорошо, чтобы хоть на минуту задумываться о реальности. И я начал свой путь вверх по лестнице своих мечт, составленной из книг и дешевых историй о вечной любви. И ты шла за мной. Шла, смеясь и подставляя лицо легкому ветру, который путался в твоих кудрях. А вечерами я распутывал его, выпуская на волю. По вечерам я тонул в тебе больше обычного. Не знаю, почему.
Солнце все ещё училось греть. Мы поднимались все выше, безболезненно проходя сквозь все слои атмосферы. Выходя прочь за орбиту рассудка. Хотя, о каком рассудке вообще идет речь? Мой, лично, канул в небытие изумрудных глаз еще в самом начале пути, на пару со здравым смыслом и последними каплями самосохранения. И я, черт, я был полностью уверен, что мои жалкие, тусклые голубые кристаллы тоже способны сотворить что-то подобное в твоей душе. Только вот я переоценивал себя. Даже ненавидя каждую мельчайшую частичку своего существа, я умудрялся переоценивать себя.
Мы шли вперед. Мы поднимались выше. Я погружался в свои мечты все глубже. Мы обещали друг другу вечность. Мы мечтали дойти до Луны. Когда-то я вычитал фразу и решился сказать ее тебе. Наша клятва в любви.
"До луны и обратно."
Я хотел довести тебя до Луны. Я ведь считал это таким романтичным. Только вот я не подумал, что ты можешь просто не дойти. И я не подумал, что возвращение обратно может быть сравнимо с тысячей пулевых ранений. Я тогда ни о чем не думал. Окрыленный надеждой на лучшее, я мчался вверх. Выше и выше. Игнорируя твои тихие просьбы остановиться.
Слеп. Глух. Влюблен.
Я уже буквально тащил тебя за собой, все ещё не замечая этого.
Но в один из вечеров, в один из наших вечеров, когда я уже полностью утонул в своем придуманном счастье без малейшей надежды выплыть на поверхность, ты остановила меня. Ты молила открыть глаза и попытаться насладиться тем, что мы имели тогда. Но разве я когда-нибудь слушал хоть кого-то, кроме себя и своих дурных чувств?
Глуп. Глух. Слеп. Все еще влюблен.
И я решил продолжить путь. Пойти за нас двоих. Дойти до Луны, разбить там двухместную палатку и жить там. С тобой. Только вот я забыл, что ты осталась ниже, что ты решила вернуться на землю. Не видя ничего, я готовил завтраки для двоих. Застилал исключительно двуспальное пастельное белье. И каждый вечер подходил к краю лестницы, чтобы помахать тебе рукой и увидеть белоснежную улыбку в ответ, не обращая внимания на то, что она тускнеет и отдаляется с каждым днём. И это неведение было словно топливом для меня. От этого хотелось петь серенады, писать романы. Писать самому. О нас. О "Самой романтичной истории на Земле". Только вот я забыл, что мы уже не на Земле. Что я уже не на Земле.
Я перестал приходить к подножью лестницы. Полностью занятый заботами о "нашем" доме на "нашей" Луне, я стал полностью отрешен от всего прочего на столько, насколько это вообще было возможно. И когда я пришел вновь после нескольких дней тишины, я увидел лишь пустую лестницу, ведущую вниз, в реальность. Пустую лестницу своих мечт, составленную из книг и дешевых историй о вечной любви.
Я не подумал, что возвращение обратно может быть сравнимо с тысячей пулевых ранений.
Я сделал два шага назад, оступился и полетел вниз на запредельной скорости. Знаешь, как в детских мультиках. Ударяясь о воздух. Возвращаясь к реальности.
Я упал в свою комнату, запертую изнутри и снаружи. Запертая комната в пустой квартире. Драматично. Падение отняло у меня все чувства. Все, кроме любви. К тебе. Я проснулся. Не было "нас". Не было лестницы до Луны. Не было зеленых изумрудов, заставляющих радоваться жизни до потери пульса. Была только комната, запертая изнутри и снаружи и надпись, что при падении прожгла кожу на бедре.
"любить"
Солнце научилось греть. Ты научилась жить. И только я один, бездарь академии чувств, не научился самому важному навыку в любви - отпускать. За что и был помещен в тюрьму. В прогнившую тюрьму своей души. А теперь просто выключите это чертово солнце и задерните эти чертовы шторы.
