Цикл КПФ. Сосед

1. Дверь напротив

Соседский мальчик. Такой себе среднестатистический придурок-шалопай. Так о нём думают благообразные седые старушки, день-деньской сидящие на скамейке у подъезда, так думают и учителя в средней школе. Но когда дома нет его родителей и прочих родичей, когда бабушки с дедушками уезжают пропалывать сорняки на даче, а старший брат и вовсе отсутствует, потому что однажды взял и покинул отчий дом после страшной ссоры... парнишка остаётся в просторной квартире совсем один.

И взрослый мужчина сажает его себе на колени голого.

Откуда этот мужчина приходит? Из-за бронированной красной двери напротив, в том же парадном, на том же этаже. Он всегда одет-обут с иголочки и ничем не пахнет, если только не прижаться носом к самой его шее, чтобы уловить почти мнимый аромат каких-то холодноватых духов. Он не сказать чтоб красивый, но очень холёный и ухоженный. И он самым уверенным шагом проходит в квартиру, присаживается в одной и той же неярко освещённой комнате на узкую кровать, а мальчик-шалопай, догола раздетый, забирается на его колени.

Мальчик болтает без умолку, болтает откровенную чушь и не задумывается над этим. Он не недоразвит и не болен синдромом Дауна, просто очень ленив, равнодушен к наукам и чтению, предпочитая гонять по дворам в поисках драк и лузгать семечки. И вообще... как сказал бы его учитель физики, он малолетний гопник.

Мужчина его не слушает. Спокойно и аккуратно лапает, стараясь не оставлять никаких следов, вроде красных пятен или нечаянных синяков, лапает только подушечками пальцев, не вонзая ногти. Закончив лапать спину, живот и бёдра – надрачивает мальчику мягкий полудетский член, осторожно наглаживает маленькие яички и слушает, как тот глубоко и алчно дышит и что-то стонет ещё не сломавшимся голосом, прерывая ненадолго свою монотонную бессвязную болтовню.

Потом мужчина, чуть дрожащий и очень распалённый зрелищем похотливо дышащего мальчишеского рта, расстёгивает на брюках ширинку. И мальчик, важно и гордо считающий себя не геем, но «пидором», присаживается между ног мужчины на полу или встает на четвереньках на кровати сбоку. Наклоняется поудобнее и сосёт ему длинный член, захватывая губами едва ли на треть, мажет слюной по-детски неумело, иногда больно прикусывает. Но мужчина терпит, закрыв глаза и положив руки на его коротко подстриженную русую голову. И с каждым таким приходом мужчины — у него получается сосать всё лучше и лучше и даже зубы перестают царапаться.

Мужчина не даёт ему глотать ничего, выбрызгивая сперму на ладонь и салфетку, выуженную из кармана, чтобы тот не привыкал ко вкусу ничьей затхлой и вонючей спермы. Ум мужчины, слишком тонкий и извращённый, хочет, чтобы мальчишка был лишь наполовину испорчен.

Поэтому, когда он трогает парня за ягодицы, никогда не лезет жадными пальцами к анальной дырочке, чтобы у того не возникло мысли, что это — вполне нормально, чтобы не выработался рефлекс подставлять зад кому попало.

Но он обожает бёдра маленького болтливого придурка и его почти невидимые и невесомые соски. Часто держит его всего на своих руках, как ребёнка, совершенно голого и прижавшегося всем телом к брюкам от делового костюма и чёрной рубашке с красным галстуком. Как будто нежно баюкает, но нет. Нежно — да. Но не баюкает... в лёгкой дрожи радости и пьяной вседозволенности лижет и посасывает губы парнишки, и тот охотно даёт ему свой широкий шершавый язык и сам впускает мужчину в жаркий мокрый рот.

Много тараторящий в иное время, когда их рты не заняты, пацан не замечает, что мужчина всё время молчит и только пожирает его ненормально блестящими глазами.

Так продолжается год или два, чаще вечером по субботам, реже — днём по вторникам и четвергам.