Я только что вернулась от Жизель и сижу на крыльце, глядя, как соседские дети катаются на велосипедах вверх-вниз по улице, тут подъезжает Джен на скейтборде.
Она ногой подкидывает его вверх и сует под мышку.
– Идешь сегодня?
В конце каждого года у ручья устраивают вечеринку, на которой ученики школы Святого Себастьяна пьют пиво с учениками из старших классов до самого рассвета.
– Там будет Марко, пойдем, я знаю, что он тебе нравится.
– Ну и что? Она вздыхает.
– Слушай, скажи маме, что пойдешь со мной. А лучше я сама ей скажу.
Джен взбегает на крыльцо нашего дома и кричит:
– Миссис Васко!
На ее зов появляется мама.
– А, здравствуй, Дженнифер, рада тебя видеть.
– Миссис Васко, можно украсть у вас Холли на сегодняшний вечер? У нас будет выпускной, танцы и все такое.
– Холли, что ж ты ничего не сказала? – Мама спускается, чтобы обнять Джен. Маме нравится Джен, она думает, что Джен «квелая».
– Что ты наденешь?
– Могу надеть мое черное платье.
– Никаких черных платьев. Видите, поэтому я и пришла, миссис Васко. Мы ее накрасим у нас дома. У меня сестра парикмахер-стилист, – прибавляет она, как будто это обстоятельство решает дело.
Мама смотрит на меня, а я качаю головой.
– Давай я лам тебе денег, чтобы ты вернулась домой на такси.
– А нельзя ей сегодня переночевать у меня?
– Я не могу. Мне завтра надо к Жизель в больницу.
– Нет, оставайся у Дженнифер. Я схожу одна.
– Мам, ты уверена?
– Если мама Дженнифер не возражает.
– Конечно, конечно. – Джен облизывает губы и откатывается на скейтборде, а я на минуту хватаю маму за руку и падаю с крыльца в незавязанных кроссовках.
Дом у Джен не такой тихий, как наш. Она живет в большом доме, где все движется, полно еды и все чем-то заняты. Мне нравится ходить к ней поужинать или пообедать, и я с удовольствием торчу там с ее двоюродными братьями и сестрами.
– Малышка, хочешь песто? – спрашивает миссис Маринелли, посылая мне от плиты воздушный поцелуй, а стайка младших тянет ее за фартук, выпрашивая деньги на мороженое.
– Мы идем собираться на бал, – объявляет Джен и тащит меня сквозь пахнущую базиликом кухню в комнату се сестры.
Джоанна училась в одном классе с Жизель, они были подружками. Жизель нравится Джоанна, но она всегда называет ее «неисправимой воображалой». Джоанна разложила содержимое своей косметички, щипцы и всякие штуки для укладки волос перед зеркалом. Меня это слегка нервирует, но у Джен есть решение и на такой случай, потому что, когда я сажусь перед зеркалом, она наливает нам по стаканчику домашнего отцовского вина и произносит тост:
– За то, чтоб мы играли в баскетбол в следующем году!
– За то, чтоб вырваться из Святого Себастьяна! – предлагаю я.
– За красоту, – мурлычет Джоанна, намазывая мои волосы розовым гелем для волос.
– Тогда выпьем еще по стакану, а потом пойдем на ручей.
– Мы не пойдем на бал?
– Нет, сосиска, не пойдем. Все равно там уже почти все кончилось, но мы пойдем на вечеринку у ручья.
– Зачем же я надевала всю эту чепуху, если мы не идем?
Джен ухмыляется, показывая испачканные вином зубы, и приглаживает жесткие от лака волосы, пытаясь исправить вред, который причинили ей щипцы для запивки.
– Прекрати хныкать, ты выглядишь фантастически, Марко от тебя глаз не оторвет. К тому же у тебя, по крайней мере, волосы не стоят торчком.
Я хихикаю, а Джен стонет. У нее и правда волосы стоят торчком, и никакие приглаживания не могут их уложить назад.
– Испортишь себе прическу – больше не проси, чтобы я тебя причесывала! – кричит оскорбленная Джоанна из ванной.
– Ты допила? – спрашивает Джен, натягивая бейсболку на голову и бросаясь на кровать рядом со мной, среди разбросанной одежды и косметики.
– У меня щеки горят. Я пьяная?
– Почти. Я возьму с собой еще бутылку.
– А папа твой не хватится?
– Не-э-эт, он столько вина наделал, что теперь сам не знает, куда его девать.
Я выпрямляюсь и потягиваюсь, чувствуя, как мир обнимает меня мягкими лапами. От всего какое-то то ли веселое, то ли далекое, то ли грустное ощущение. Наверное, из-за вина.
Мы сбегаем по лестнице и кричим «до свидания». Я хватаю Джен за руку и бегу во всю мочь, пока под ногами не оказывается трава. Пока мы не вбегаем в парк и не прыгаем в темный овраг. Пока не ощущаем запах дыма от не очень большого костра, который освещает край леса, где еще с сумерек собрались люди и начали пить. Пока мы не входим прямо в теплый летний ветер и чувствуем, как от него взлетают руки, пока я почти не забываю, как Жизель кусает руку врача своими полусгнившими зубами.
Напилась. Джен напилась, думаю я, видя, как она смеется, перегибается в талии, словно резиновая игрушка, и проливает вино на землю. Она быстро всех представляет:
– Холли, это Клайв, это Джон, мой двоюродный брат... он тут приплелся за чьей-то юбкой.
Всего у костра около пятидесяти человек, в основном ре6ята повзрослее, из старших классов. Кто-то пригнал в овраг старую разбитую машину, открыл все двери и включил радио на полную громкость. «Аэросмит». Позже Жизель мне сказала, что без «Аэросмита» выпуск нельзя считать окончательным.
– Марко здесь! – невнятно говорит Джен, тыча пальцем в воздух, а потом в мое плечо. – Иди поговори с ним!
Я смотрю туда, где стоит высокий Марко с длинными ресницами в окружении парней постарше. Он пристально смотрит на огонь. Чего не заметила Джен, это то, что на нем белая рубашка и черные костюмные брюки и что Кэт, одетая по последнему писку девической моды, стоит рядом с ним. Они пришли вместе с танцев, и на Кэт даже букетик из белых орхидей, приколотый па корсаже у левой груди.
– Он занят, Джен. Даже не говори ничего, у меня нет никаких шансов.
– Да чего ты городишь? – кричит Джен, глядя в огонь. – Иди живо туда, трусиха!
– Забудь. Джен! Ему нравится Кэт. – Я выхватываю у нее бутылку и делаю глоток. – Мне все равно надо следить и тобой, пьянчужка ты этакая.
Джем что-то бурчит, я не слышу что, потом нагибается еще ниже, сидя на бревне, и икает.
– Дамы, не хотите ли покурить? – говорит Клайв, показывая белые, но кривые зубы.
Он такой симпатичный, даже с этими зубами. Джен говорит, что он ненормальный, но он красивый, он похож на ребенка; маленький носик, большие губы. И он так смотрит на меня, когда говорит, что меня от этого подташнивает.
– Я не курю, – говорю я, глядя на Джен.
– Понятно, не хочешь испортить идеальные розовенькие легкие бегуна, да, Холли? – усмехается он, сует самокрутку в рот и знаком просит у Джона зажигалку.
– Откуда ты знаешь, что я бегаю?
– А я интересуюсь юными спортсменками.
Мне почему-то кажется, что будет грубо или неправильно отказаться, поэтому я чуть-чуть затягиваюсь, а потом кашляю минут пять.
После того как мы покурили, я отсылаю Клайва и Джона попросить воды для Джен, которая уже начала зеленеть, но каждый раз на вопрос, как она себя чувствует, отвечает, уверенно поднимая вверх большой палец.
Джон и Клайв возвращаются с пластмассовой канистрой с теплым апельсиновым соком. Джен делает большой глоток и выплевывает.
– Там водка! – смеется она.
Джон выхватывает у нее канистру, нюхает и отпивает.
– Я пошла за водой, – говорю я. – А вы, придурки, сидите здесь и смотрите за ней.
Пробираюсь сквозь кучки людей, сидящих на одеялах, прихожу мимо черной собаки с квадратной челюстью и встречаюсь с ней глазами, чувствую, что горю от груди до живота, как будто внутри меня свечка. В мире и дружбе с собакой, пивом, кострами я улыбаюсь крупной девушке с длинными темными волосами, которая вычищает грязь между пальцами ног. Я чувствую, что мы молоды, и поэтому все может быть хорошо, если только я найду немного воды для Джен.
– Эй, Холли!
Я оборачиваюсь, сжимая пластиковую канистру, а Клайв неуклюже пробирается сквозь народ: кислотных девушек с блестками на лицах, в босоножках на платформе, парней в мешковатых штанах, хиппарей и участников бала в костюмах и платьях разного уровня официальности. Все, кроме Клайва, кажутся блестящими. Я замечаю, что вся его одежда и волосы обтрепаны на концах и в пыли. Наконец-то добравшись до меня, он протягивает руки.
– Я подумал, может, вдвоем будет веселее. Ты идешь в школу?
– Пожалуй, да.
– Сюда.
Он ведет меня через толпу, мимо машины, из которой теперь орет хип-хоп. потом вверх по крутой темной тропинке. Парни спорят, какую музыку поставить.
– К тебе в школу или ко мне? – Он показывает на высокий сетчатый забор, отделяющий школу Святого Себастьяна от Восточного технического колледжа.
– Ты ходишь в Тех?
– Да, мэм. – Он пинает ограду.
Восточный технический колледж – последнее прибежище для тех. кто выбрал столярную работу, механику и "профессиональное обучение» – чтобы это ни значило. Это школа для трудных подростков. То и дело мы слышим, что у них то подожгли машину, то кто-то порезал друг друга в коридоре. Для того чтобы между школой Святого Себастьяна и колледжем был трехметровый забор с шипами, есть причина. Учителя, особенно мистер Форд, говорят нам, что там учатся хулиганы, нечестивцы и наркоманы. Я знала, что Клайв ходит в общественную школу, но не знала, что в технический колледж.
– Школа не по мне.
Да уж, думаю я, а он трясет забор и карабкается по нему. Я колеблюсь секунду, потом лезу за ним. Он садится наверху, дожидаясь меня, слегка покачивается туда-сюда, его джинсы сзади натянулись. Спрыгнув по ту сторону, мы некоторое время молча идем по лесу.
– Ты думаешь, там открыто? – спрашиваю я. когда мы подходим к оранжевым дверям, но на самом деле я могу думать только о том, каким образом такой симпатичный и спокойный парень, как Клайв, умудрился попасть в Тех.
– Подожди здесь, – говорит он, вынимает маленький ножик и вскрывает дверь.
Он берет емкость из-под сока из моих рук и исчезает в школе.
Потом мы перелезаем через ограду и останавливаемся на вершине холма, чтобы выкурить еще один тощий косячок.
– Как же тебя угораздило попасть в Тех? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня в сгущающемся мраке, вынимает косяк изо рта и перелает его мне. У него мягкие, но недоверчивые глаза. Я долго затягиваюсь, и дым не без труда пробирается по моему горлу в живот.
– Я наорал на учительницу в старой школе. Ну, не просто наорал.
– А что?
– Эта тетка, дрянь такая, в девятом классе заставила меня читать «Изюм и солнце».
– «Изюм на солнце».
– Ну да, плевать, как угодно, в общем, она меня доставала, действовала на нервы... А мне в тот день читать не хотелось.
– И что?
– И я, ну, разозлился.
– А.
Я передаю ему косяк и смотрю на холм. Наверное, нам придется съехать вниз на заду. Уже совсем стемнело. Я различаю маленький нос и полные губы Клайва при огоньке самокрутки. Я думаю, какой он симпатичный, но мне надо придумать и сказать что-нибудь такое крутое.
– Значит, у нас есть кое-что общее.
– Это что же?
– Нас обоих вытурили из школы.
– Да, мне Джон сказал. Ну вы и вляпались, девушки. – Он ухмыляется, его зубы блестят.
– Да уж, – вздыхаю я, притворяюсь крутой и отказываюсь докуривать. – Короче, предлагаю съехать вниз на заднице, ногами вперед.
– Погоди.
Он давит ботинком таракана и берет меня за запястье. Крепко крепко.
– Холли, а ты хорошенькая. Я смеюсь.
Он хочет поцеловать меня в губы, но я отворачиваюсь, и он промахивается и слюнявит мне правую щеку. Тогда он берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо к своему, и даже в темноте я вижу вблизи его глаза.
Сначала я нервничаю, у нас пересохло во рту из-за выпивки, я не могу даже пошевелить губами или найти правильный способ его поцеловать. Но потом он находит меня, он находит теплое, влажное место в моем неловком рту и притягивает меня к себе, и я прижата к его животу, мои руки у него на спине, под рубашкой. Я не могу решить, что делать потом, поэтому я пытаюсь вспомнить один старый фильм из тех, на которые водил нас Сол, «Касабланку». Обходительный Хамфри Богарт обнимает Лорен Бэколл. Но потом я растворяюсь у Клайва во рту, мы забываем обо всем, кроме того, что мы два неудачника, катящиеся с холма.
Мы скатываемся к подножию, и я вскакиваю раньше Клайва. У меня исцарапаны руки и ноги, трава в волосах, и Клайв так хохочет, что не может подняться, поэтому я бегу вперед одна. Джен, слава богу, в порядке, она даже кажется почти трезвой. На ней все еще бейсбольная кепка, под которой моя подруга прячет прическу. Я смеюсь, когда вижу ее. Кто-то завернул Джен в одеяло, и она попеременно то рыгает, то глотает кока-колу со льдом и подпевает «Отель «Калифорния» группе хиппарей у гаснущего костра.
Джен предлагает мне глотнуть кока-колы, а сама протяжно рыгает с довольным видом. Я глотаю и тут же чувствую, как у меня леденеет в голове,
– Ой, ой, ой. – Я прислоняю голову к ее пушистому одеялу, пытаясь прийти в себя.
– Где это вы пропадали?
– Да тут, поблизости. Мы тебе воды принесли.
– Спасибо.
Она выгибает брови. Я оглядываю толпу и вижу Клайва с другой стороны от костра. Он снял рубашку и гоняет мяч с компанией парней. Джен следит за моим взглядом и пихает меня под ребра.
– Эй, перестань дуться.
– Заткнись.
– Кажется, ты...
– Ну что еще?!
– Я хотела сказать, прежде чем меня прервали таким грубым образом, что, кажется, ты нашла себе такого же чокнутого, как ты сама.
